Лесные узоры - Владимир Иванович Клипель

Она рушится при малейшем прикосновении, с шорохом опадает. Весенний наст бывает гибельным для птиц, ночующих под снегом — тетеревов, рябчиков. Особенно для последних. С вечера зароются, а ночью мороз закует лунку, вот птица и попадает в ловушку.

Близ тропы из-под снега показываются сизые перья рябчика. Ночевал в лунке и погиб? Едва ли! Скорее попал в лапы колонка или соболя. Сейчас не разобрать следов, солнце заровняло их. Маленькая лесная драма — гибель птицы. Мои симпатии на стороне рябка. Бедный рябчик! Хотя почему-бы не подумать, что рябчик спас жизнь соболю? Ведь зимой зверьку много трудней прокормиться, чем птице, для которой довольно почек. Можно думать и так, это, пожалуй, справедливее, но почему-то не хочется. Соболь, если это был он, наелся и залег в гнезде, а птица — вот она, остались ее перья.

Присел отдохнуть на валежину, послушать лесную тишину, и вижу березку. Бедная! Весь ее ствол полосой сверху донизу издолбан дятлом. Снег под ней усыпан корой и щепой. Даже не верится, что такая малая красноголовая птаха может столько надолбить за один прием. А ведь долбила, в поте лица своего птичьего добывала хлеб — засевшего под корой червяка-древоточца. Представляю, как в звонкой тишине леса раздавался бодрый стукоток дятла. Маленький, пестрый, с красной головкой, энергичный, он с размаху тюкал острым клювом, и щепки отлетали в сторону. И опять — бедная березка, эк тебя изуродовал дятел! Совсем беззащитная. Плохо, когда у дерева мало или совсем нет защитников — синиц, поползней, которые своевременно обирают насекомых. А потом прилетит дятел и изуродует весь ствол.

Смотришь и представляешь, как это было, и сопереживаешь: ведь дереву тоже, наверное, больно, когда его долбят. Живое существо корежится, пищит, отстраняется, даже может убежать, улететь, а береза на вечном приколе — где взошла, там ей и умирать, и даже веткой не пошевелит, когда не то что дятел — злой человек замахнется топором. Разве мало у нас неразумных, разудалых, готовых ломать и рубить без нужды, бывает в лесах?!

Вспомнилось, как на берегу Ольджикана-реки увидел несколько огромных сосен. И все снизу отесаны, вот-вот рухнут, а на стволе у одной прибита гвоздями доска с надписью: «Дерево-великан, но оно безоружно, на его защиту встанем дружно!» Верная надпись, но зачем же гвоздями прямо в здоровое тело? Место там было бойкое, лодки приставали, люди ехали с промысла, прежде чем дальше пускаться в путь, чаевали, а щепу на костер где брать? Вот и тесали с деревьев, даже с того, которое с доской. Встали на защиту, называется!

Еще хуже на Муравьином острове, на полпути к Чукчагирскому озеру. Там повадились разводить костер под лиственницей-гигантом. Полствола на человеческий рост выгорело корытом. И какое дерево — памятник! На стволе затеска с надписью: «Баранов. 1882 год». Когда только край начинали заселять, прошел здесь инженер, либо топограф, оставил след. Его самого уже и не вспоминает никто, а дерево помнит. Ну ладно — простой инженер. А если бы Арсеньев, именем которого город назван и поселки, так тоже костер под деревом?

Много человек по неразумности своей мордует природу, деревья тоже, вот и представляется березка безвинной жертвой. И не думается вовсе, что дятел-злодей не калечил ее, а лечил, да притом очень старательно, чтобы настичь червяка, не дать ему подсушить березку.

Почему-то перекинулись мысли на себя. Мы, пишущие, часто обижаемся на критику, каждое замечание встречаем в штыки, а ведь критики тоже отыскивают червоточину, как те дятлы, стараются уберечь наши произведения — повесть, роман ли. Они тоже пытаются извлечь неверную или неясно выраженную мыслишку из нашего текста, чтоб оздоровить его. Правда, не всем и не всегда это удается, иной долбает по живому, невпопад. Но ведь не всякий и дятел сразу определяет, где затаилась личинка. В целом же и те и другие — доктора. Будем же к ним терпимы.

Вот и выходит, что лес полезно посещать даже тогда, когда он гол и спит еще беспробудно.

КОРЕНЬ ЖИЗНИ

Нас семеро мужиков. Мы сидим в избушке на берегу Змеиной, почти в семидесяти километрах от последнего леспромхозовского поселка, и пережидаем непогоду. Забрались мы в такую глушь за женьшенем. Но только трое из нас «корневали» и понимают, как за это дело браться: наш «старшинка» Федор Михайлович, затем Шотин и, наконец, хозяин лодки Павел Тимофеевич. Остальные — видели женьшень в цветочном горшке да на картинке.

Павел Тимофеевич в молодости ходил искать корень с китайцами. В его обязанности входила охрана артели от нападения хунхузов, которые остерегались трогать русских промысловиков. Зная это, китайцы старались залучить в артель хоть одного русского. Там и научился он корневке. Было это в Приморье, на восточных отрогах Сихотэ-Алиня, в первые годы Советской власти.

— И трудно было учиться? К примеру, человек никогда не видел в глаза этот женьшень. Осилит?.. — спрашивает его Алексей. Он напросился к нам в компанию уже в пути.

— А чего там! Если у тебя голова, а не чурка на плечах, почему ж не осилить. Главное — тайгу понимать надо, чтобы, значит, не закружить. Вдарился, скажем, в таком направлении, ну и держи…

Это нам кажется понятным, мы даже недоумеваем, зачем говорить о таких вещах. Нас интересует сам промысел, хотя он как раз и не представляет особых трудностей.

— Промысел что, ерунда. Нашел корень, выкопал, да и вся недолга. Я сам поначалу думал, что есть тут какие-то секреты, а потом присмотрелся и вижу: чертовщины всякой больше накручено, и не без умысла, по-моему, чтоб не всякий к этому делу совался. А может, от дикости, от суеверия всякие легенды пошли. Конечно, корень надо знать, чтоб не бить ноги попусту. Тайга-то не меряна, всю не исходишь. Охотник ищет зверя там, где его кормовые места, так и с корнем, ищи там, где он держится…

Мы, новички, жадно ловим каждое его слово, киваем, понятно, мол, жми дальше…

— У старых корневщиков на этот счет и молитвы всякие были. Нашел, скажем, корень, тут же перед дам на колени и давай бить поклоны: «Панцуй, Великий дух, не уходи! Я пришел к тебе с чистым сердцем и душой, освободившейся от греха и злых умыслов. Не уходи…» Они, видишь ли, считали, что злому человеку корень не дается в руки и может принять любое обличье. Увидел ты в лесу зверя, птицу или даже камень и они исчезли у тебя на глазах, считай, что это был женьшень. Надо молиться, каяться в грехах, и на следующий год приходи на это место — найдешь корень. А если ты злодей,