Авангард и «Анархия». Четыре мятежных месяца самоуправляемого просвещения - Анна Бражкина

Работа конференции была организована в трех секциях: общекультурного строительства; образования и воспитания; художественной. По результатам работы секций принимались резолюции.

Основным итогом стало решение образовать сеть организаций Пролеткульта в Москве. Для реализации этих планов создали Исполнительное бюро.

Из членов МФАГ в конференции участвовали с докладами Константин Вентцель («Декларация прав ребенка»), Алексей Ган («О пролетарском театре»)[154] и Сергей Двумянцев («О рабочем университете»)[155].

Вентцель (выступавший под псевдонимом Швейцер) – признанный теоретик свободной школы, автор многочисленных трудов на эту тему – представил собственную «Декларацию прав ребенка», которая защищала право каждого ребенка на свободное развитие заложенных в нем сил, способностей и дарований. Вентцель предлагал принять рамочный государственный документ, обязательный для исполнения всех советских граждан. При этом опирался он на огромный международный опыт. Кроме Вентцеля, на эту тему писали многие деятели культуры, например Лев Толстой, который был противником наказания детей. Важны были также идеи Руссо. Кроме того, в 1913 г. вышла книга Николая Евреинова «История телесных наказаний в России», а в 1917 г. был поднят вопрос об отмене таких наказаний в отношении детей.

Свободные трудовые школы-коммуны возникли по всему миру в середине 1900-х гг. и успели стать общепризнанным достижением международного анархистского движения. В основе этой новой педагогики лежала идея свободного развития детей в коллективном труде, науках и искусствах. В международном движении за свободную школу активно участвовали и юные русские революционеры, бежавшие в Европу и США после поражения Первой русской революции. Там они обзавелись семьями, родили детей, увлеклись новой педагогикой и анархо-синдикализмом, а после 1917 г. стали возвращаться в освобожденную Россию, чтобы строить новую жизнь. Поэтому анархистские коммунарские практики свободной школы в ранней Cоветской России воспринимались обывателями как занесенные с Запада, вторичные. А это было неверно: как сказано выше, они были международными, и это принципиально важно.

Обложка сборника документов Московской общегородской конференции пролетарских культурно-просветительных организаций.

Источник: ГПИБ

Пролеткульт «Декларацию прав ребенка» игнорировал. Он принял за основу классовый подход к образованию и воспитанию, предложенный неким Одноблюдовым[156].

Заметим, что Декларация прав ребенка будет принята Генеральной Ассамблеей ООН только в 1959 г. (с документом Вентцеля она, конечно, никак связана не была).

Двумянцев был профсоюзным активистом и работал в газете «Воля и думы железнодорожника», на счету которой была успешная стачечная борьба и радикализация настроений железнодорожников, позволившая склонить многих из них на сторону советской власти. Он знал, что любые знания могут стать эффективными на практике только при тесном взаимодействии соратников. Двумянцев предлагал организовать Рабочий университет в форме образовательной коммуны.

К опытам Двумянцева конференция также осталась равнодушна.

Доклад Гана был одним из трех докладов конференции, посвященных пролетарскому театру.

Докладывавший первым тов. Барятинский продвигал концепцию народного театра, который делают для рабочих и крестьян профессионалы, включая и выходцев из рабочих и крестьян. Такого рода благотворительные народные театры возникли в России еще в XIX в. (один из них создал предок тов. Барятинского[157]), они утверждали идеи межклассового мира и стали подавляющим типом театра «для рабочих, солдат и крестьян» между Февралем и Октябрем 1917 г.

Ган горячо протестовал против такого рода «благотворительных» театров и настаивал на свободном пролетарском театре, новые формы которого выработает сам пролетариат, без привлечения «профессионалов» и любого контроля со стороны какой бы то ни было власти.

Доклады Барятинского и Гана конференция проигнорировала.

Доклад, на основании которого были утверждены театральные резолюции конференции, сделал петроградец Василий Игнатов[158].

Василий Васильевич Игнатов (1884–1938) был давним членом РСДРП, драматургом и бывшим актером Суворинского театра в Петрограде, а также председателем Реквизиционной комиссии Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и главным хранителем ценностей Зимнего дворца (а вскоре стал еще и комиссаром Зимнего дворца, Эрмитажа и Таврического дворца). Кроме того, Игнатов был одним из идеологов и ключевым организатором Петроградского Пролеткульта, секретарем Исполбюро ЦК Пролеткульта, руководителем театрального отдела Петроградского Пролеткульта (назначен 17 ноября 1917 г. на заседании ЦК Пролеткульта, где председательствовал Луначарский). 19 декабря 1917 г. Игнатов организовал так называемый «Временный театральный коллектив Пролеткульта», в совет которого среди прочих вошел революционный анархо-синдикалист Алексей Гастев (подробнее о нем см. в главе 1), а в состав Исполбюро – Платон Керженцев, тут же взявшийся за составление теоретического труда по основам Пролетарского театра.

Петроградский Пролеткульт и его «Временный театральный коллектив» полагали, что прежде всего необходимо создать «материальную базу» пролетарской культуры – реквизировать здания, подходящие для создания театральных, музейных и прочих пролетарских культурных площадок. Основой театральной системы страны должны были стать Центральный социалистический театр республики, Театр социалистической молодежи, Социалистическая театральная школа, Сад пролетарских детей, а также сеть их филиалов по всей стране. К моменту Первой Московской конференции Петроградский Пролеткульт уже получил в свое распоряжение все здания на Екатерининской улице, названной улицей Пролеткульта. При перенесении столицы в Москву нечто подобное следовало немедленно создать и тут.

Вопросы театрального репертуара и создания собственно театральных коллективов, по предложению Игнатова, решили обсудить на специальных заседаниях Пролеткульта. Но предварительно предполагалось нанять имеющихся профессионалов и осуществлять над ними строгий идеологический контроль.

Алексей Ган, уже начавший делать свой Пролетарский театр, утверждал в докладе, что театр призван превратить в новые культурные формы энергию революционного мятежа пролетариата. И что помещать это в заранее заданные рамки невозможно. Всякое вторжение «профессионалов» в творческий процесс Ган считал вредным.

Ган развернет свои идеи на страницах «Анархии»: «Только разрозненной работой „снизу“, бесконечным, чаще всего случайным, порывом отдельных групп и ячеек, и даже личности, мыслимо действительное творчество в области строительства новых и неведомых форм жизни… Долой пролеткульт-департамент! Да здравствует свободная ассоциация гениев и инициатива личности!»[159]

Интересно, что ранее к такому же выводу относительно Пролеткульта пришел Осип Брик[160], поучаствовавший по приглашению Луначарского в Первой Петроградской конференции культурно-просветительских пролетарских организаций, где был создан Петроградский Пролеткульт. Брик также дистанцировался от Пролеткульта публично.

Как ни странно, игнорирование со стороны Пролеткульта взбодрило анархистов. Для себя они сделали вывод, что большевики ничего не понимают в воспитании нового человека и строительстве новой жизни, и решили заняться этим самостоятельно. В первую очередь они открыли бесплатный базовый курс лекций по анархизму как способу организации социальной революции во всех сферах жизни, включая культуру. Доклады о Пролетарском театре в рамках этого курса читал Алексей Ган.

ТЕКСТЫ

‹Без подписи›

ПО ПОВОДУ ОБЩЕГОРОДСКОЙ КУЛЬТУРНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Анархия. 1918. 5 марта. № 11. С. 2

Охотничий клуб, где происходила конференция, был превращен в педагогический музей и производил приятное впечатление.

Не совсем такое же впечатление производила сама конференция.

Казалось бы, конференции нужно было положить в основу своих трудов те выводы, к которым пришли наиболее честные и смелые педагоги последнего времени – Лев Толстой, Себастьян Фор[161].

Американские школы-клубы[162], возникшие теперь общества свободного воспитания и образования[163] и др.

Казалось бы, эта область, уже завоеванная анархистами, должна была быть местом для вопросов развития человеческой личности и ее свободы.

Казалось бы, права ребенка должны быть защищены пролетарским освободительным движением.

Казалось бы, да что поделаешь, когда несколько десятков лет тому назад существовал Маркс, который не признавал всей этой «рационалистической и метафизической чепухи». Какой-то там свободы и какого-то развития человеческой личности.

Анархисты в этом вопросе, как и во всех остальных, выявляют синтез наиболее полной моральной, экономической и политической свободы личности и ее наивысшего развития.

Вместо рабского послушания и шаблонной воспитанности анархисты стремятся к созданию сильных волей, вполне самостоятельных личностей, полных инициативы, вдумчивых, глубоко и широко охватывающих все развертывающееся многообразие мира, непоколебимо держащие знамя своих последних критериев и готовых на все жертвы и на самую напряженную борьбу в защиту своей совести, разума и воли.

Для такой личности нет внешних законов морали и общественных отношений.

Послушание всякому закону или приказанию извне против