Когда ведьма встречает инспектора - Лия Пирс

Магические фонари на стенах тускло поблёскивали багровым, словно извинялись за своё существование. Они светились прерывисто, отбрасывая на стены тени, которые шевелились слишком независимо от шагов и дыхания.

Кай уверенно шагал чуть впереди. Манон шла рядом, опираясь на его локоть. Саймон, изображая горжетку лежал на ее плече.

На последнем витке лестницы воздух стал гуще, и где–то внизу зазвучал гул: смесь басов, джаза, выкриков и шорохов. То был голос «Ожога третьей степени».

Клуб встретил их резким ударом запахов: сигары, алкоголь, недорогая магия, пот и дешёвые афродизиаки. В этом воздухе можно было потерять здравый смысл за десять вдохов.

На входе стоял громоздкий орк в кожаном жилете с цепями. Он смерил Манон взглядом, который в других местах мог бы стоить зубов.

Его глаза, лениво прошелся по её лакированным туфлям, задержались на шёлковом платье, обтягивающем её так, как если бы оно само хотело быть ею. Дальше по глубокому вырезу на спине, ажурной чёрной ленте на шее с перьями и крошечным стеклянным черепом.

— Добрый вечер, красавица, — протянул орк с довольной ухмылкой.

— И тебе, красавчик, — буркнул Кай, вцепившись в локоть Манон чуть крепче и уверенно повёл её внутрь.

Они прошли мимо сцены, где квартет гоблинов выжимал из контрабаса и трубы грустную, почти готическую версию «Сожги мои мосты» . Контрабас действительно звучал, как если бы в нём застрял дух страдающего романтика. В центре клуба стоял круглый, обугленный магический ринг, ограждённый парящими рунами. Двое полуэльфов, разгорячённые и злые, обменивались угрозами на старом наречии, которое ещё в прошлом веке запретили в приличных академиях.

Толпа ревела. Кто–то размахивал талонами, кто–то кидал монеты. Всё было громко, влажно и опасно.

Массивная барная стойка из чёрного дерева, с витыми ножками и надписями вроде «Целуй, пока можешь» и «Люциус, ты был неправ», находилась в глубине клуба. За ней стоя дриад–бармен с кожей, как кора белого дуба, и руками, похожими на виноградную лозу. Его движения были точны, как музыкальные ноты, бутылки взлетали, жидкости переливались, ледяные кристаллы щелкали о стекло.

Кай обернулся, глядя на Манон с выражением, которое сочетало командирскую сосредоточенность и совершенно человеческое беспокойство.

— Подожди здесь. Не привлекай внимания. Никуда не уходи.

Манон кивнула так, как кивают те, кто собирается сделать ровно наоборот.

Она опёрлась локтем о стойку, а платье плавно скользнуло по линии бедра, как тень. Саймон вздохнул от притворства, но продолжал изображать элегантную накидку.

— Мне что–нибудь дымное и тревожное, — бросила она бармену.

— С каплей иронии? — уточнил тот, уже показывая бутылку с этикеткой «Разбитые иллюзии. 7 лет выдержки.»

— Обязательно.

Он щёлкнул пальцами, и в её руке оказался узкий бокал, в котором клубилось зелье цвета полночного угля.

— Святой тунец! — вдруг прошипел Саймон и чуть шевельнулся. — Манон, смотри! Смотри налево!

Она незаметно повернулась. У другого края барной стойки стоял мужчина в сером пальто с поднятым воротником. Шляпа закрывала большую часть лица, но кольцо с зелёным камнем сверкнуло, как маяк.

— Это он, — прошептала Манон. — Это тот, кто приходил в лавку, спрашивал про зелье подчинения.

— Это же Зак Эммери, — прошипел Саймон, не веря своим глазам. — Староста. Помнишь?

— Зак… — протянула Манон, щурясь. — Подожди, подожди… Ты имеешь в виду, Зак ?

— Да! — зашипел Саймон.

— Ох, — она сделала большой глоток.

* * *

Весна. Магическая академия. Аудитория 3–7, лаборатория по алхимии.

Юная Манон в ученической мантии, с горящими глазами и взлохмаченным пучком, склонилась над котлом.

— Ты уверена, что правильно рассчитала количество светлого корня? — обеспокоенно спросил Зак. Уже вся Академия была наслышана, что Манон это ходячее бедствие, а он — староста и ему была важна учеба и оценки.

— Рассчитала, — фыркнула она, помешивая зелье большой деревянной ложкой. — Просто… немного импровизировала.

— Импровизация — это не то, что приветствуется на зачёте зельеварению, — отрезал Зак, нахмурив лоб. — Дай, сюда!

Он попытался отобрать у нее ложку, но было поздно… Девушка уже бросила в котёл щепотку флюоресцентного арлекинового сахара.

— Ты с ума сошла, это же нестабильный…!

БАХ!

Котёл взорвался радужным фейверком. Потолок окрасился в фиолетовый. Одна из лабораторных крыс внезапно запела арией из старой оперы. Зак отлетел к стене, а его волосы, тогда ещё длинные и вьющиеся, вспыхнули, как свеча.

Манон бросилась тушить его шляпой.

— Ты цел? — задохнулась она.

— Я был цел, — прохрипел Зак, глядя на кончики своих обугленных локонов. — До встречи с тобой.

— Ну, зато теперь у тебя… стиль. Такой… суровый, как у монахов… Прости. Я не специально. Я куплю тебе восстанавливающий шампунь.

Зак медленно приложил к себе огнетушащее заклинание.

* * *

Настоящее время

Манон медленно двинулась от барной стойки, грациозно обходя шумную толпу.

— Зак Эммери, — произнесла Манон негромко, но с такой ледяной уверенностью.

Мужчина медленно обернулся. Его взгляд был сначала рассеянным, скучающим и тут же застыл. Узнавание мелькнуло в его глазах. Он усмехнулся, растянув губы в ухмылке, похожей на порез.

— Ну надо же… Манон Обер. Всё ещё живая и всё ещё носишь платья, чтобы отвлечь от отсутствия мозгов?

Манон приподняла подбородок, скрестив руки на груди:

— Что ты устроил, Зак?

— Что, не нравится, когда кто–то портит тебе жизнь? — его голос стал вязким, как плохо сваренное зелье. — Так вот, я помню, как ты испортила мою. Помню запах горелых волос и твои идиотские глаза.

— Ты серьёзно обиделся на ту… нелепость с лабораторией? — фыркнула она, не сводя с него взгляда.

— Нелепость⁈ — прошипел он, почти бросившись вперёд. — Ты взорвала котёл, Манон! — он сжал кулаки. — Я полгода не мог смотреть в зеркало без судорог!

Манон сдержала смешок, но предательская дрожь уголков губ всё–таки выдала её настроение.

— Я купила тебе восстанавливающий шампунь, — невинно бросила Манон, слегка склонив голову. — Волосы же… ну, они же почти отросли. Правда?

Она позволила себе скользящий взгляд по его безупречно уложенной тёмной шевелюре. Тот самый момент, когда доброта звучит как пощёчина.

Уголки губ Зака дёрнулись. Он будто на миг утратил дар речи, но затем побагровел, как перегретый котёл. Его голос вырвался громом:

— Манон Обер!

Музыка стихла, как будто сама затаила дыхание.

— Ты