Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

class="p1">Даже если он и не будет чистым старым тосканским, он останется итальянским, универсальным, богатым и разнообразным, напоминающим восхитительный сад, полный разнообразными цветами и фруктами. Он обновится, как некогда греческий, когда из четырех диалектов, которыми пользовались греческие авторы, отобрали слова, формы и обороты, породив язык, ставший единым греческим.

Аттический диалект считался более элегантным, чистым и богатым, чем остальные; отдельные авторы, не урожденные афиняне, не использовали его, стремясь сохранить стиль и аромат своей родной речи. Не следует порицать их за это, напротив, тех, кто попытался стать исключительно афинскими, следует осудить. Ведь на латыни писало много авторов неримского происхождения, но их всех равно почитали и знают даже в наши дни. Хотя в их сочинениях нет обычной чистоты римского языка, которую редко достигали представители других народов.

Вспомним, что не отвергли Тита Ливия, хотя некоторые и находили у него привкус падуанского диалекта. Не отвергли и Вергилия, хотя и порицали его за то, что он не говорит как римлянин. Более того, как вам известно, многих авторов из варварских народов читали и признавали в Риме.

Мы же, напротив, без нужды становимся более придирчивыми, чем древние, навязав себе новые законы. Увидев разбитую дорогу, мы ищем обходные пути, так же и в языке. Что же касается нашего собственного языка, то стремление выражаться правильно и ясно мы называем вульгарностью, превознося двусмысленность и неясность.

Забывая о том, что все хорошие писатели прошлого не одобряли слова, отброшенные традицией, мы пытаемся использовать слова, которые не понимают ни чернь, ни дворяне, ни просвещенные, которые вообще больше не используются. Вот почему мне кажется, что вы не правы, считая, что, если речевая ошибка широко распространилась, ее нельзя принять как правило речи. Вы считаете, что надо говорить Campidoglio вместо Capitolio, Girolamo вместо Hieronymo, aldace вместо audace, padrone вместо patrone, как сегодня говорит народ Тосканы, считая эти слова искаженными и испорченными.

Я считаю, что эталонная речь свойственна людям, обладающим талантом и наделенным здравым смыслом, обладающим знаниями и опытом, которые по внутреннему чутью, а не руководствуясь какими-то правилами, соглашаются употреблять слова, которые кажутся им хорошими.

Разве вам неизвестно, что речевые обороты, придающие ораторской речи такую выразительность и яркость, представляют собой нарушение грамматических правил и все же принимаются и подтверждаются их использованием. Потому что, хотя их и нельзя предлагать для других случаев, все же доставляют наслаждение и, похоже, приносят удовольствие и доставляют усладу нашему слуху. Разве не так? Кроме того, я верю в то, что и римляне, и неаполитанцы, и ломбардцы, и все остальные столь же способные, как и тосканцы.

36. Верно, что в каждом языке есть своя красота, гармония и богатство красок, так же как и претенциозность, и грубость. Есть и слова, которые со временем устаревают и выходят из употребления. Другие, напротив, набирают силу и входят в язык.

Точно так же происходит с временами года, когда земля то лишается цветов и фруктов, то снова покрывается ими. Так и время заставляет первичные слова угасать и появляться новые, наделяя их грациозностью и достоинством. Пока они, в свою очередь, не встретят свою смерть, уничтоженные завистливым ворчанием времени. Ведь, в конце концов, и мы, и наши собственные помыслы смертны.

Согласитесь, что теперь мало кто знает тосканский. Хотя на прованском и говорят, а также пишут некоторые знатные авторы, жители страны его не понимают. Все же полагаю, что синьор Джулиано Великолепный верно подметил, что, если бы Петрарка и Боккаччо были сейчас живы, они бы не использовали многие слова, что мы видим в их сочинениях.

Вот почему и я не приветствую использование этих слов. Я высоко ценю тех, кто знает, как подражать тому, чему и следует подражать. Но считаю, что вообще невозможно писать никому не подражая, а особенно в нашем языке, где столь сильны традиции, хотя и не осмелюсь этого утверждать в отношении латинского».

37. Мессир Федерико спросил: «Почему вы считаете, что народный язык более уважаем, чем латинский?»

«Вовсе нет, – ответил граф, – просто я ставлю во главу угла полезность того и другого. Поскольку уже нет тех, для кого латинский язык был таким же природным, как для нас народный, нам остается учиться по их текстам. Но поскольку язык древних – это не более чем образ прошлого, вряд ли стоит слепо подражать ему в обычной речи».

«Что же получается, – заметил мессир Федерико, – древние никому не подражали?»

«Полагаю, – ответил граф, – что многие из них делали это, но в меру. Если бы Вергилий слепо подражал Гесиоду, ему не удалось бы его превзойти, равно как и Цицерона, Красса, Энния и их предшественников. Вам известно, что Гомер жил так давно, что многие считают его первым эпическим поэтом всех времен, обладающим столь превосходным слогом. Кому же он мог бы подражать?»

«Некоему другому поэту, – ответил мессир Федерико, – более древнему, чем он сам, о котором нам ничего не известно, потому что он жил очень давно».

«Тогда кому же, – заметил граф, – вы скажете, подражали Петрарка и Боккаччо, которые жили совсем недавно?»

«Мне это неизвестно, – ответил мессир Федерико, – но мы должны поверить в то, что даже они следовали образцам, хотя мы и не знаем, каким именно».

На это граф ответил следующее:

«Возможно, те, кому подражали, превосходили тех, кто им подражал. Однако если бы они действительно были столь великолепны, то их имена не были бы так скоро утрачены. Но я верю, что истинным источником их мастерства был талант и природное чутье, в чем нет никакого чуда, ибо почти всегда совершенство достигается своим особым путем. Несмотря на внешнее сходство, они сохраняют различия, но, по сути, заслуживают равной похвалы.

Например, музыка бывает быстрой и медленной, яркой и спокойной, выражая каждое настроение своими средствами, но все вместе они доставляют удовольствие, хотя и разными способами. Например, яркое, страстное и мелодичное пение Бидона отличается таким богатством настроений, что увлекает и воспламеняет любых слушателей, вознося их к небесам. Влияет на нас своим пением наш друг Марчетто Кара, но у него совсем иная, изящная мелодика. Он деликатно воздействует на наши чувства и проникает в наши души, заполняя их приятной сладостью и негой, пробуждая сладчайшие эмоции.

И в искусстве различные мастера доставляют нам равное наслаждение, так что мы не можем решить, что для нас является более приятным. Вам известно, что создания Леонардо да Винчи, Мантегны, Рафаэля, Микеланджело, Джорджио де Кастелфранко совершенно великолепны. Вместе с тем их творения совершенно не похожи, ведь каждый мастер обладает своей собственной