Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

головная боль, – смеясь, ответила синьора Эмилия. – Мне хотелось бы отложить разговор на другой день. Что же касается вас, граф, то докажите нам, что вы обладаете прекрасной памятью, и продолжите спор с того места, где вы начали».

40. «Моя синьора, – возразил граф, – боюсь, что нить рассуждений утеряна. Если я не ошибаюсь, мы говорили, что излишняя манерность нередко приводит к грубости, тогда как простота и непринужденность порождают изящество. Я лишь замечу, что женщины всегда стремятся выглядеть красивыми. Если же природа не идет им навстречу, они пытаются исправить ее разными средствами, подкрашивая лица, выщипывая брови и волосы на лбу. Использование всех указанных приспособлений и затраченное на это время утаивается от мужчин, но всем хорошо об этом известно».

Тут синьора Констанция сказала со смехом: «Пожалуйста, оставайтесь галантными и не уклоняйтесь от дискуссии. Вместо того чтобы обсуждать женские слабости, расскажите нам о том, как придворному стать изящным».

«Ничего подобного, все по делу, – ответил граф, – я говорю о вашей слабости, обусловленной вашей грациозностью, и вызвано это не чем иным, как манерностью, вытекающей, и об этом всем известно, исключительно из вашего стремления казаться красивыми.

Разве не самоочевидно, что более изящна не сильно раскрашенная дама, а та, кто практически не использует косметику. Первая не улыбается, боясь испортить ее. Одевшись утром, она стоит неподвижно всю оставшуюся часть дня, как кукла. Она может показаться только при свете свечей, появляясь наподобие коварных купцов, демонстрирующих свой товар в темном месте.

Насколько же большее удовольствие доставляют окружающим те, кто ничего не накладывает на лицо, сохраняя его природные краски, и иногда только вспыхивает от стыда или другого происшествия. При этом волосы дамы просто уложены и едва завиты, жесты просты и отличаются непринужденностью, как будто она вовсе не хочет выказать себя или показаться красивой. Вот почему подобная небрежная простота оказывается более приятной взору и рассудку людей, которые боятся обмана.

В женщине весьма привлекательны красивые зубы, хотя они не оказываются постоянно на виду, как лицо. Большую часть времени они скрыты от взора, мы верим, что им уделяют не меньше заботы, чем всему лицу. Однако если ей придется неожиданно рассмеяться и показать зубы, то, как бы ухожены ни были, они все же могут оказаться некрасивыми, как у Игнация из стихотворения Катулла.

Сказанное относится и к рукам, если они нежные и красивые, то при нужде они остаются голыми, но вовсе не потому, чтобы подчеркнуть их красоту. Все желают увидеть их снова, особенно если они скрыты перчатками. Закрывая их, заботятся о том, чтобы сделать их более красивыми, чем они есть.

Замечали ли вы, что идущая по улице женщина бессознательно приподнимает свое платье, показывает туфельку или часть ноги. С какой грацией она показывает свою бархатную туфельку и вышитые чулки. Думаю, что вы все восхищаетесь тем, что принято скрывать, и дамы заслуживают за это похвалы.

41. Точно так же мы избегаем манерности, ибо она противоречит изяществу во всем. Поскольку, как мы уже говорили, ум ценится выше красоты, то и следует его всемерно оттачивать. Что до нашего придворного, то, отбросив все, что написано об этом философами, скажем, что он должен быть порядочным и честным человеком. Сюда мы включаем рассудительность, добродетельность, тонкость ума, а также все другие качества, которые соответствуют столь почетному именованию.

Лично я хотел бы видеть в нем истинного философа, стремящегося к добру и в этом плане следующего ряду принципов. Сократ правильно считал, что главное – научить понимать и ценить добродетель, ибо понявшему это будет легко приобрести все необходимые знания. Поэтому не станем больше об этом говорить.

42. Однако кроме добродетели, считаю, что истинным и главным украшением ума являются занятия словесностью. Хотя французы считают благородным только военное дело, а ко всему остальному относятся как к бесполезному. Поэтому они не только не могут оценить по достоинству занятия словесностью, но и с презрением относятся к тем, кто ею занимаются. Думая так, они весьма низко отзываются о человеке, называя его писарем».

Ему ответил Джулиано Великолепный:

«Вы верно сказали, что такое мнение ошибочно бытует среди французов. Но если судьба будет благосклонна и герцог Ангулемский взойдет на трон, то я надеюсь, что словесность будет цениться во Франции так же высоко, как сейчас владение оружием.

Не так давно, присутствуя при дворе, я видел принца. Мне показалось, что кроме грациозной внешности и красоты его лица он обладал таким величием, соединенным с изяществом, что мне показалось, что он станет известным не только во Франции.

Многие французы и итальянцы говорили мне о его благородном образе жизни, возвышенном уме, доблести и широте взглядов. Мне также говорили о том, что он любит и ценит литературу, относясь к писателям с большим уважением. Он сам осудил французов за то, что они настроены враждебно к этой профессии, особенно в отношении той всемирно известной школы, что существует в Париже».

На это вот что ответил граф:

«Удивительно, что в столь нежном возрасте, повинуясь только природному инстинкту и идя против обычаев своей страны, он сам избрал столь достойный путь. Поскольку подданные всегда копируют привычки своих повелителей, то, как вы и предполагаете, французы поймут истинную цену словесности. Их легко убедить, ибо человек от природы склонен следовать общему мнению, считая глупцом того, кто его игнорирует.

43. Говоря с ними, я старался показать, насколько полезна и необходима словесность для нашей жизни и положения. Действительно, умение владеть словом даруется Господом как высший дар. У меня не было бы недостатка в превосходных примерах из биографий античных воителей, добавивших к словесным украшениям собственную отвагу.

Известно, что Александр настолько высоко ценил Гомера, что всегда держал его произведения около своей кровати. Он придавал большое значение не только чтению, но и философским размышлениям под руководством Аристотеля. Алкивиад расширил свои природные возможности благодаря литературе и учебе у Сократа. О проявленном Цезарем внимании к изучению словесности есть свидетельства в сохранившихся работах, не говоря уже о том, что он божественно писал. Рассказывают, что Сципион Африканский всегда держал под рукой труды Ксенофонта, изобразившего совершенного правителя в лице Кира.

Я мог бы назвать еще Лукулла, Суллу, Помпея, Брута и многих других римлян и греков, но только напомню, что великий воин Ганнибал, жестокий от природы и чуждый всех гуманитарных наук, вероломный и презиравший и людей и богов, сам все же знал грамоту и мог изъясняться по-гречески. Если я не ошибаюсь, то однажды читал, что он оставил после себя книгу, составленную на греческом.

Я знаю, что все мы