Авангард и психотехника - Маргарета Фёрингер

примеров применения психологических или физиологических познаний, более или менее далеких от метода Ладовского, поэтому здесь их можно только коротко обозначить. Наиболее известный пример – биомеханика театрального режиссера Всеволода Мейерхольда и Центральный институт труда (ЦИТ) поэта Алексея Гастева[262]. Оба основывались на физиологической научной теории труда и психологию саму по себе рассматривали как предмет второго порядка. Писатели и теоретики русского формализма и структурализма увлекались изучением афазии (нарушений речи); Сергей Эйзенштейн исходил в своем монтаже аттракционов из динамической психологии Курта Левина, с которой он познакомился через Александра Лурию, коллегу Эйзенштейна по московскому институту кинематографии, тесно сотрудничавшего с Выготским[263]. Здесь психология и влияние языка или фильма на психику человека, в свою очередь, играли центральную роль, хотя не в качестве методологического подхода, а как источник категорий для собственных методов. Одновременно после революции начали, как грибы после дождя, одно за другим появляться учреждения, помимо искусства, использовавшие экспериментальную психологию в институтах, больницах, школах и университетах[264]. Но все эти параллели все-таки не могут объяснить, что или кто побудил Ладовского распространить методы именно психотехники на архитектуру.

Генеалогия: гарвардская психотехника, немецкие приборы и русские психологические профили

Ладовский совершенно не скрывал влияния, оказанного на его подход к архитектуре другими науками. В единственной, очень короткой, но содержательной публикации о своей психотехнической лаборатории он призывал студентов заимствовать методы изучения восприятия из всех наук, особенно из психотехники: «Архитектор должен быть, хотя бы элементарно, знаком с законами восприятия и средствами воздействия, чтобы в своем мастерстве использовать все, что может дать современная наука. Среди наук, способствующих развитию архитектуры, серьезное место должна занять молодая еще наука психотехника»[265]. Затем он описывал перспективы развития психотехники в области эстетики, упоминая при этом исключительно работы гарвардского профессора Гуго Мюнстерберга, признанного отца-основателя психотехники: «Равновесие простых форм (Pierce); неравное деление (Anqier); симметрии (Puffer); повторение пространственных форм (Rowland); вертикальное деление (Dawis); простые ритмические формы и т. д.»[266] Упомянутая лаборатория в Гарварде на протяжении долгого времени вплоть до Первой мировой войны активно занималась изучением психотехнических воздействий в области эстетики, благодаря чему приобрела особый статус в мировой науке[267]. Программное сочинение Мюнстерберга «Основы психотехники» было доступно русскому читателю сразу же в 1914 году – в год его издания в Германии, а в 1923 году появилось в русском переводе[268]. Психологические задания в Гарварде подробно документировались с самого основания лаборатории: стереоскопическое зрение, движение глаз во время головокружения, взгляд при головокружении, эстетика повторяющихся пространственных форм (Rowland), нарушения вследствие оптической стимуляции, движущая сила сложноcти – все это были вопросы, крайне интересовавшие Ладовского[269]. И даже принадлежавшее самому Мюнстербергу краткое описание его экспериментов показывает принципиальное сродство с опытами архитектурной лаборатории Ладовского: «На темном фоне ‹…› если поместить короткую вертикальную линию слева от центра картины, то тогда длинная линия справа ближе к раме создаст наиболее удовлетворительное эстетическое впечатление»[270].

Ладовский, как и другие русские художники и ученые, очевидно, знал об экспериментальной деятельности гарвардской лаборатории, раз он цитирует слова Мюнстерберга для подкрепления своего аргумента о необходимости научно-технической лаборатории в архитектуре: «Психотехника не может создавать художников… но она всем им может дать опорный пункт для того, чтобы самым верным образом достичь известных целей. ‹…› Широко развитая психотехника может ставить свои требования композиторам, хотя бы постоянно подтверждалось, что гений находит бессознательно то, что наука вырабатывает с большим трудом»[271]. Протокол о работе лабораторий при архитектурном факультете Ладовского за 1928 год свидетельствует об осуществлении его намерений. И без подробных разъяснений официальному адресату понятно, что имеется в виду под «выработанными педагогикой и психотехникой в узком смысле этого слова» методами работы лаборатории. Для сектора, занимавшегося анализом восприятия, Ладовский, как Мюнстенберг и психологи из РАХН, избирает методы, «выработанные прикладной психологией», а также «аналитические, заимствованные из гуманитарных наук и экспериментов опытной застройки»[272]. Какое влияние на сам ход учебных занятий и экзаменов имело практическое применение психологии в виде психотехники?

В «Положении о научно-исследовательской лаборатории» Ладовский обещает несколько практических результатов применения психотехники: прекращение споров о качестве архитектурных сооружений и устранение элемента случайности в оценке конкурсных работ, а также устранение «страстей, возникающих между педагогами и учащимися на почве взаимного непонимания»[273]. Вместо произвольного решения экзаменатора качества архитектора должны были определяться объективностью точной аппаратуры. Как уже показал опыт Ле Корбюзье, все это не выглядит на сто процентов убедительным, но это вполне соответствовало психотехническому духу своего времени. Также и в Америке Мюнстенберг был убежден, что его психотехнические штудии имеют более широкое применение, чем какие-либо другие, потому что «могли быть моментально преобразованы в рекомендации для окружающего мира ‹…› и выглядели просто созданными для применения в повседневной жизни»[274]. Ладовский охарактеризовал главные особенности этой дисциплины точно так же, как их сформулировал Мюнстенберг: она была направлена на создание научного обоснования производственных и творческих процессов при помощи приборов, их контролирующих, и применялась намного шире, чем только в рамках фабричного производства. «Психотехника, – начинал Мюнстенберг введение к своей книге, – есть наука о практическом применении психологии в области культуры»[275]. Таким образом, она может быть применена не только для тестирования квалификации индустриальных рабочих, но также и для организации и осуществления воздействия на самые различные объекты психотехнических опытов, включая предметы искусства: «Художник пытается влиять на душу зрителя ‹…› чтобы тем самым вызвать определенное эстетическое чувство»[276]. И делает он это – как и сам Ладовский, и психолог, который практикует психотехнический подход, – при помощи различных аппаратов.

Доминик Шраге, определяющий психотехнику как инструмент решения проблем между психическим и социальным[277], между рабочим и его жизненной средой, резюмирует этапы психотехнического познания следующим образом[278]: прежде всего, анализ трудового процесса на фабрике или в мастерской позволяет определить потребности работника (что соотносится с изучением Ладовским настоящего архитектурного пространства на примере ночного города). Затем следует изоляция и разграничение «человеческих факторов», имеющих значение для ситуации работы: способности к визуальной оценке (соответствует пространственному восприятию формы, объема, цвета, глубины и т. п.), внимания, эмоциональности и восприимчивости. После сбора необходимых данных психотехник отправляется в лабораторию, составляет «схему действительности ‹…› и изучает производительность испытуемого в этих искусственных и изменяющихся, но максимально приближенных к реальности условиях»[279], для того чтобы контролировать и манипулировать собранными данными о длительности и интенсивности внимания, восприимчивости и т. д. Во всем этом Ладовский следовал методам психотехники. Но каков же был полученный им эффект? Каким мог быть ожидаемый результат, если вместо данных в его психотехнической лаборатории создавались здания?

Первым и легче всего инструментализируемым результатом экспериментов Ладовского были не статистические данные о работниках и их психической конституции, а сами приборы. Используемые при исследовании аппараты прежде принесли славу лаборатории Мюнстерберга. Точно так же московские рационалисты рекламировали собственные исследования, помещая изображения своих лабораторных приборов размером с почтовую открытку в журнальных статьях[280]. Из всего вышесказанного, в особенности в связи с лабораторией Мюнстенберга, становится понятной причина отсутствия статистических результатов экспериментов Ладовского. Психотехника имела «практическое задание, потому что задача ее анализа заключалась не в теоретическом исследовании различных способов восприятия и не в простой исторической констатации неких состоявшихся процессов, а в экспериментировании с целью проверить надежность свидетелей