Фарангис - Махназ Фаттахи

Через некоторое время к нам подъехало несколько военных автомобилей и машин скорой помощи. Нас стали расспрашивать о пострадавших, и, узнав, что раненых нет, они поспешили уехать, так как сказали, что жители Гилянгарба также подверглись бомбардировке.

Так как Гурсефид располагался по пути в город Гилянгарб, мы видели, как по близлежащей трассе проезжают ряды военных машин, и, остановив одну из них, спросили у военных:

– Расскажите о новостях? Что случилось?

– Вам нужно укрыться в каком-то безопасном месте, – ответил один солдат. – Враг идет в этом направлении. Мы едем навстречу им, чтобы остановить.

– Разбомбили Гилянгарб! Будьте осторожны и ни в коем случае не трогайте снаряды! – предупреждал другой.

Вечером, когда мы с соседями сидели на улице, прибыли несколько военных, которые привезли светильники и одеяла.

– Это вам, – сказал один из солдат, протягивая несколько одеял. – Пусть они останутся у вас.

– Почему вы раздаете это? – напряженно спросила я.

– Вам все это может понадобиться, если начнется бомбежка. Возьмите с собой всё необходимое и покиньте эти места.

После этих слов я поняла, что самое страшное еще впереди. Привычный уклад жизни в селении изменился, люди перестали беспокоиться о работе и заниматься хозяйством, все были заняты лишь подготовкой к войне. Хотя я слышала о том, что враг на войне беспощаден, даже в свои молодые годы я готова была облачиться в полное военное обмундирование и пойти бороться за нашу свободу. Но я была девушкой, и мне ничего не оставалось, кроме как смотреть на проезжающие мимо военные автомобили, направлявшиеся в сторону Касре-Ширин. Тем временем потоки людей, которые бежали в Гилянгарб, не заканчивались. Глядя на всех этих беженцев, я задумывалась о том, не стоит ли и нам последовать их примеру и оставить свои земли. Однако мысль о том, чтобы покинуть родной дом, сводила меня с ума.

Алимардан, словно не замечая того, что происходит вокруг, отправлялся на обработку земель. Однажды я попросила его не ходить, на что он ответил:

– Фарангис, я не могу не идти. Если я не пойду работать, нам нечего будет есть.

Услышав эти слова мужа, я больше не стала ему возражать, а после его ухода отправилась в Авезин, чтобы навестить родителей, размышляя по пути о нашей судьбе и о том, что нас ждет. Вдруг мои размышления прервали крики мужчины, который бежал с вершины холма в сторону нашего селения. Присмотревшись, я узнала в нем нашего родственника.

– Наши дома разрушены! – кричал он. – Иракцы захватили Касре-Ширин!

– Добежавшего в холодном поту мужчину тут же окружили жители поселения.

– Клянусь вам! Я говорю правду. Наши дома разрушены. Касре-Ширин пал, и теперь иракцы наступают в эти края. Скажите всем приготовиться, нужно собирать все вещи и бежать! Иракцы наступают, и ничто их не остановит.

Я сразу подумала о наших мужчинах, которые отправились на войну. Мое беспокойство за братьев возросло, а мама, услышав слова родственника, стала бить себя по бедрам и в стенаниях говорила своему брату:

– Наши сыновья… Мухаммадхан… наши сыновья! Что с ними?! Что с ними случится?!

Мой дядя Мухаммадхан встревоженно ходил взад-вперед и не мог найти себе места. Люди вокруг впали в еще более глубокое смятение и панику, не понимая, что им делать дальше.

– Мы пойдем мстить за наших детей! – не выдержав, закричал дядя Мухаммадхан. – Собирайтесь!

В толпе начались споры, кто-то был согласен с дядей, но некоторые воспротивились его идее.

– Машхади Фарман, – обратился дядя к соседу, – у тебя есть машина. Мой сын и племянники на войне! Помоги мне забрать их. Разве вы не видите, что наша армия слишком слаба, люди вынуждены бежать. Нам нужно вернуть людей, которые отправились на войну. Нужно вернуть всех! Возможно, они сейчас окружены и очень нуждаются в нашей помощи!

– Я готов поехать с тобой! – шагнул вперед Фарман.

– Нам нужны еще люди. Помощь никогда не лишняя! Поторопитесь, нам нужно сразу выезжать, – торопил всех дядя.

Пока мужчины в спешке собирали вещи, я принялась умолять дядю:

– Прошу вас… возьмите и меня с собой! Я не боюсь!

– Нет, Фарангис… ты должна остаться.

– Но, дядя… я помогу вам. Клянусь, что не стану вам помехой, – не сдавалась я и упрямо села в машину.

Дядя очень сердито посмотрел на меня и сказал:

– Выйди из машины, девочка.

– Нет.

– Пока ты не выйдешь из машины, мы никуда не поедем, – упрямился он, сев на землю.

В наш спор вмешалась толпа, все просили меня выйти из машины и торопили дядю. А он снова сказал:

– Если поедет Фарангис, то я никуда не поеду.

– Фарангис, выходи из машины, – просили меня соседи. – Дай мужчинам поехать за нашими мальчиками.

– Почему ты молчишь?! Она же твоя жена! – строго посмотрев на Алимардана, возмутился дядя.

– Фарангис, – жалобно сказал Алимардан. – Не мучай своего дядю.

Видя, что меня никто не поддерживает, я в полном разочаровании вышла из машины и встала вместе с остальными женщинами в стороне. Взяв свои ружья, все мужчины: мой дядя Мухаммадхан Хейдарпур, Фарман Этесамнежад, Алмас Шахвалийан, Ахмад Шахвалийан, Карим Фаттахи, Абдуллах Алихани, Али Марджани и еще один приезжий из Керманшаха – сели в машину.

Взволнованные женщины встали со своих мест и проводили грустными взглядами и салаватами автомобиль, поднявший за собой тучу пыли. Мы знали, что мужчины отравились в районы Бависи и Таджик, которые также наверняка были в руках вражеских сил.

Придя домой и совершив намаз, отец обернулся ко мне и, не поднимая головы, сказал:

– Руле, да примет Всевышний!

Я понимала, что он не мог поднять на меня взгляда, так как знал, что не сумеет сдержать слез.

– Что же будет, Фарангис? Где мои сыновья? Как же так… Столько несчастий и бед выпали на нашу долю…

– Мы сейчас совершили намаз, папа, – сказала я, с трудом выдавив из себя улыбку. – Всевышний нам поможет. Прошу тебя, не волнуйся.

– Читай салават, Руле.

Я очень боялась за отца и чувствовала, что ему сейчас как никогда нужно, чтобы я была рядом, поэтому сидела вместе с ним и молилась некоторое время. Затем встала, налила ему чай и, забрав из его рук четки, продолжила молиться за нас, снова сев рядом с ним.

– Папа, тебе нужно поспать, – сказала я ему через некоторое время, заметив, как сильно отец устал к концу дня.

* * *

На следующее утро было собрание всех жителей поселения. Никто больше не делился, как прежде, радостными