Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

исторических памятников, – то ли город людей, то ли владения какой-то нечистой силы… В новых городах душе не хватает храмов, излучающих веру, чтобы, проходя мимо, задуматься, вспомнить о бренности мира. И лежат вперемежку на этом кладбище люди, чьи заблудшие души носятся между небом и землёй и никак не обретут покой. Какие же ангелы могут прилететь на эти безбожные могилы? Когда-нибудь иссякнут казахстанские угольные шахты, уже подсчитаны запасы урана на всём земном шаре, забудется, в чью честь были названы улицы в городах… Что же останется грядущим поколениям? Вот ведь забыли через тридцать-сорок лет известный на весь район карьер, снабжавший камнем, известью, щебёнкой всю округу!

Проехав кладбище, свернули направо, и затрясло нас на неровной дороге. На левой стороне раскинулось озеро, как сказал таксист, «рыбное», за ним – завод РТИ. Безлюдная дорога, голая степь. Спрашиваю, куда подевались караганники; таксист ответил, что их не осталось, перевели на веники. Гляжу по сторонам, ищу хоть что-нибудь знакомое. Гляжу в небо, но и там полощутся незнакомые облака. Нет и посёлка. Его строили японцы. Когда здесь поселили нас, то печи во всём посёлке так дымили, что в домах нечем было дышать. Ни один печник во всей округе не мог разгадать, почему у японцев печи служили исправно, а после их депортации зачадили. Вот откуда я знаю, что посёлок выстроен японцами. В нашей бригаде был один спокойный сдержанный эстонец по фамилии Каськ. На все руки был мастер, умница большой. Он и вдохнул новую жизнь в сложенные японскими мастерами печки…

Верно ли едем?

Справа среди деревьев осталась какая-то постройка из камня, без крыши, с чёрными отверстиями вместо окон. И мне вдруг подумалось: уж не тот ли этот магазинчик, который мы начинали строить? Решил остановиться здесь на обратном пути. А что это за незнакомая горка впереди? «Там должен быть карьер», – пояснил таксист. Там? Но каменный карьер не может быть на горе? «У той постройки должны быть на фасаде две арки, – рассказываю водителю. – Это, должно быть, магазин. Мы сделали фундамент и подняли стены, достроить не успели… «Никакой другой приметы у меня нет. Дорога повернула и начался крутой подъём мимо поросших травой холмов. Наконец, остановились на высоком обрыве… Я онемел. Наверное, я и раньше применял это слово, потому что по-другому и не сказать о высшей степени удивления. Кстати, в нашей жизни есть много поводов, чтобы прибегнуть к этому выражению. Но я впервые в жизни действительно онемел. Какими словами передать своё состояние и первое впечатление от увиденного? Ведь слова могут предательски подвести: ты собираешься сказать одно, а выходит совсем другое. Сегодня я должен лить сталь из слов! Сегодня я прошу своего читателя понять меня. Умоляю! Молю Бога, дай мне сегодня достичь взаимопонимания со своим читателем! Когда ещё мы сможем понять друг друга?! Где, если не здесь, я выскажу свои самые сокровенные, самые заветные слова? На что ещё мне надеяться, если мой читатель не поймёт моего состояния?

Я так и не осознал, то ли покатился кубарем куда-то, то ли провалился в страшную бездну. В пятьдесят четвёртом, когда уехал, не успев попрощаться, не думал, что карьер дойдёт до нынешнего состояния: такую громадную бездонную яму я ещё не видел. Самое удивительное, что будучи пуста и безлюдна, она всё же была живая, на крутых склонах колыхалось голубое марево, а из тысяч канав на дне до меня доносились тысячи разных звуков. Грохочет молот перфоратора, с грохотом падают камни, вагонетки скрипят, будто плачут, поднимаясь по эстакаде… И в этой преисподней, неслышно передвигаясь, как призраки, работают люди… Я закрыл глаза и уши, чтобы ничего не видеть и не слышать, но всё равно в ушах долго стоял звон и лязг.

Когда пришёл в себя, то почувствовал, что стою на высоком крутом обрыве, словно собираюсь взлететь, но, как старый обессилевший орёл, лишь качаюсь из стороны в сторону. Если бы не водитель, присевший тихо в стороне, да не запах разогревшейся машины, я подумал бы, что очутился на другой планете. Внизу, насколько хватает глаз, как в кино, раскинулся не то кратер вулкана, не то глубокая яма от обвала, в которой плескалось и блестело голубое озеро. Я не заметил сразу чаек над водой, так как ещё не различал отдельно ни земли, ни неба, – всё сплошной стеной стояло перед глазами, затем стало расплываться… Неужели плачу? Оказывается, нет, я не могу плакать, я потерял способность плакать – и нет мне облегчения.

Через какое-то время я увидел совершенно голые берега и понял, что каменный карьер остался посреди высокого круглого холма, на дне. Оказывается, этот искусственный холм создан глиной и песком, которые приходится выгребать при добыче камня. Сколько же надо было достать камня, чтобы сотворить такое возвышение?..

Ну почему, почему не осталось ни одного бревна, ни одной постройки, ни одного напоминания о том, что мы здесь работали? Всё сломано, разобрано, засыпано, пропало, исчезло. Ничего не узнаю вокруг. Наверное, это ошибка, это не тот карьер, напутали те душевные люди, что подсказывали дорогу, забыли или сошли с ума! Старушка-еврейка говорила: «отдыхали… в озере купались!» Спуститься к дачникам, расспросить их? Наверное, они тоже пришлые люди без памяти. Конечно, они не знают, что каменный карьер вскрыли японские и немецкие военнопленные! И посёлок, в котором разместились сотни солдат и офицеров, тоже строили они. Дачникам, видимо, и в голову не приходит, что в этом богом забытом, проклятом месте остались многолетняя боль и страдания тысяч заключённых. Удобно, беззаботно живут они! Если бы я не знал страшную тайну этой каменный ямы, наверное, тоже застыл бы под жарким солнцем, глядя на далёкий горизонт. Возможно, и я бы думал иначе, если бы не давили мне на плечи прошедшие здесь годы, превратившие в рабов не одно поколение, судьба тысяч измученных, больных, умерших. Человек, обманываясь, живёт сиюминутными удовольствиями, не думает о прошлом и будущем. А может быть, это самое большое счастье человечества?

Долгие годы я пытался освободиться от неотвязных тяжёлых воспоминаний, казалось, вот-вот забрезжит свет, но опять темнеет в глазах, и я невольно отступаю назад, чтобы не скатиться с обрыва. Солнечно, безоблачно, тепло. Солнце, отражаясь в озере, слепит глаза, я зажмуриваюсь, но отчётливо вижу перед собой свою жизнь и жизнь сотен других заключённых. Кругом ни звука, не слышно птиц и насекомых, стелющаяся полынь и другие колючие растения издают терпкие запахи, убаюкивают, успокаивают. Шофёр подошёл близко к обрыву, камень скатился вниз и пропал в какой-то