Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

до определённых высот жизни, теперь можно со всей откровенностью признаться. Меня тогда не по собственному желанию, а арестовав, посадили в вагон с зарешечёнными окнами и отправили в Казахстан. Я, пробыв там около шести лет, достиг дна жизни, научился смотреть направо и налево, глаза открылись, если по правде сказать, хотя я до поступления в университет успел хлебнуть лиха, но с позиции сегодняшнего жизненного опыта, я был ещё глупым, зелёным, мои глаза открыл не сам Казахстан, а тюрьмы, лагеря, где я побывал, друзья, собранные из разных уголков страны известные личности, власовцы, бандеровцы и другие, которые приняли в свои объятья паренька родом с багряжской улицы, делавшего первые шаги самостоятельной жизни, которые стали обкатывать парня то налево, то направо. Известно, что у каждого писателя должна быть своя биография, я часто добрым словом вспоминаю лагерь, хотя жизнь была очень тяжёлой, я пережил немало унижений, я сформировался как человек в казахских степях, проживая с людьми разных национальностей, пригнанными с разных мест, укрепил своё мировоззрение. Я пришёл в литературу с большим жизненным опытом. Многие товарищи раньше, в молодые годы, в ожидании вдохновения, грызли перо, мучились в поисках своей темы, моей душевной потребностью стало выразить увиденное, пережитое, закончив одно своё произведение, я начинал новое, так рождались пьесы, повести».

Документы, сохранившиеся в архиве татарского писателя, свидетельствуют о том, что ещё в 1960-е годы он хотел написать мемуарное произведение о своём лагерном прошлом. Взяться за эту работу его вдохновили повесть А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и стихотворение Е. Евтушенко «Страхи». На волне этих настроений А. Гилязов написал повесть «Три аршина земли», которая вызвала горячую дискуссию не только в местной печати, но и на страницах центральных газет. Травля повести, получившей премию журнала «Дружба народов» и опубликованной на страницах издания, растянулась на долгие два десятилетия.

Надеждам А. Гилязова и его современников на то, что процесс «оттепели» будет необратимым и быстро прогрессирующим, не суждено было сбыться: обсуждение книги В. Дудинцева «Не хлебом единым», события вокруг «Доктора Живаго» Б. Пастернака, резкая критика в адрес альманахов «Литературная Москва» и «Тарусские страницы» и т. п. показали, что оснований для оптимизма мало. В своих воспоминаниях писатель, наряду с «похолоданием» общественной атмосферы, называет ещё одну объективную причину, заставившую его в 1960-е годы скорректировать планы: «Вернувшись из самой преисподней, стараешься никому не рассказывать об испытанном в неволе и порой силой заставляешь себя забыть об испытанных муках. Это желание забыть настолько сильно в тебе, что даже лучших товарищей по лагерю со временем вычёркиваешь из памяти. Порой не хочется не только вспоминать обо всём, что было в лагере, но даже с людьми, напоминающими пребывание там, не хочется встречаться».

В письме к переводчику повести И. Гиззатуллину 5 февраля 1964 года писатель с горечью пишет: «Гляжу на русских и восхищаюсь. Они намного нас опережают, им свойственно терпение, широта души. Среди них есть такие, как Твардовский, Маршак, которые, когда Солженицын приносит своё произведение, принимают его как «литературное чудо». Наше старшее поколение писателей (и им идущая вслед молодёжь) в состоянии оценить литературный процесс только исходя из соображений своей личной безопасности. Привыкли бояться, трястись от страха. Тех, кто был в состоянии высказать мысль, уничтожили в 37-м году. А сейчас правит бал кучка трусов, мастеров скрывать свои истинные мысли. И мы по воле небес оказались в их власти».

А. Гилязов решился осуществить свой замысел лишь в 1990-е годы, в период обострения национально-этнических отношений в нашей стране. Перед созданием автобиографического произведения писатель предпринял в августе 1991 года поездку в Караганду по местам своего лагерного прошлого. Эта путешествие и стало катализатором в работе над романом-воспоминанием «Давайте помолимся!», задуманным как дань памяти тем, кто сгинул или выжил в этой сталинской преисподней.

В интервью, опубликованном в башкирской газете «Татарстан», А. Гилязов признаётся, что его роман – дань памяти людям, которые сыграли огромную роль в становлении его мировоззрения[21]. Жанр произведения определён автором как роман-воспоминание. Это мемуарный текст, в котором А. Гилязов соединяет историко-документальное видение эпохи с обстоятельствами личной жизни. Вот почему в его структуре важное значение отводится проблеме правдоподобия, проблеме памяти, соотношения повествования и времени и роли автора. Обращение автора к форме мемуаров предоставило широкие возможности для задействования элементов различных жанров.

В романе-воспоминании А. Гилязова именно молитвенный сюжет-архетип является отправной точкой для воссоздания макродиалога. Роман-воспоминание, по замыслу автора, должен был вылиться в текст-молитву. Автор отсылает читателя к доминантам, укоренившимся в татарской национальной культуре. Используя художественную форму как средство самовыражения, писатель через призму своего творчества соединяет объективное состояние мира и субъективный взгляд на него. В сознании читателей запечатлевает молитвенный текст, обнаруживающий особую форму откровения, императива, способного уберечь от неверных поступков.

Национальный код у А. М. Гилязова находит воплощение прежде всего в элементах такой жанровой формы, как дога (молитва). С одной стороны, это дань вековой традиции татарской литературы, с другой стороны, очевидно, что автору удалось создать уникальный текст, не имеющий аналогов в истории татарской литературы. Мотив дога становится структурообразующим в произведении А. Гилязова. Писатель стремится реализовать в своём знаковом произведении весь потенциал слова дога: 1) зов; 2) мольба, просьба; 3) молитва; запись молитвы (носимая на груди как талисман); 4) проклятие[22].

В названии романа-воспоминания содержится призыв к молитве. Создавая авторский текст-молитву, А. Гилязов, с одной стороны, ориентируется на традиционный текст дога (молитва) и просьбу о прощении (истигфар), которые считаются в исламе благими делами, совершение которых живыми людьми помогает умершим, с другой стороны, создаёт «текст-перформатив», нацеленный на поиск духовной опоры в мироздании, исповедальное переосмысление пережитого, пророческое предсказание.

Проповеднический дискурс придал роману-воспоминанию новые функциональные черты, так как дога осознаётся А. Гилязовым как поступок, в своём высшем онтологическом значении. Дога перестаёт быть словом, замкнутым в себе самом, а воспринимается как событие, вмещающее катаклизмы эпохи, нравственно-этическую доминанту века, космические законы.

В произведении А. Гилязова выявляются также черты исторического романа. Автобиографическое хронологическое повествование у писателя соединяется с историософской рефлексией. В качестве материала используются не фиктивные, а реальные события. Автор изображает подлинную действительность и лица, которые стремится вывести в обобщённый план размышлений о судьбе народа в эпоху ленинизма-сталинизма. Предметом рефлексии становится переломный период в истории страны в целом и татарского народа в частности. В «Давайте помолимся!» А. Гилязов стремится увековечить советских узников, опираясь на память и документальные свидетельства.

Роман-воспоминание отличается исповедальностью – следствие автобиографичности. Исповедальное начало становится основой повествовательного принципа в произведении. Исповедальные ситуации в «Давайте помолимся!» становятся не