Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

доверием многих высокопоставленных пациентов, и в числе их были митрополиты Филарет и Иннокентий; викарии епископы Леонид, впоследствии архиепископ Ярославский, и Игнатий, впоследствии епископ Костромской, и др. Нередко пользовался добрыми врачебными советами Рахманова и я, когда был ректором Московской семинарии и викарием Московской епархии. Да будет ему вечная память!..

16-е число. Среда. Во время заседания в Синоде высокопреосвященный митрополит Исидор, сидя со мною рядом, выразил мне (на ухо) свое удивление и неудовольствие на то, что правительство новоизбранному армянскому католикосу (Макарию) враз дало две награды: орден святого Александра Невского и алмазный крест на клобук и сверх сего присвоило ему титул святейшество вместо высокостепенство, с каким он (высокопреосвященный), бывши экзархом Грузии, обращался к католикосу Нерсесу.

Из Соловецкого монастыря от 27-го октября писал мне настоятель оного архимандрит Мелетий:

«Смиренно испрашиваю себе и вверенной мне обители Соловецкой Ваше святительское благословение и отеческие молитвы. Давно я Вам ничего не писал и от Вас ничего не получал. Но в душе моей тоже питаю расположение сердечное и любовь, какую и прежде имел, и вполне надеюсь, что и Вы также не охладели ко мне своим добрым расположением и любовию, каковую и прежде имели.

Осмеливаюсь послать Вам из Соловецкой обители благословенного плода от послушания братии соловецкой, улова: сельдей бочонок и две рыбы семги. Бог нам дал в нынешнее лето хороший улов сельдей, так что до тысячи пудов будет всего. Прошу Вас принять и кушать во здравие и мысленно благословить наш труд.

Еще посылаю Вам альбом литографических местностей Соловецкого острова и на нем монастырских зданий, в которых живут братия и годовые богомольцы; подобный альбом я поднес великому князю Владимиру Александровичу во время посещения его обители Соловецкой, и он очень благосклонно принял и остался весьма довольным нашим приемом и посылал нарочно Кемского исправника благодарить меня и архангельского губернатора. После его отъезда я поздравлял его телеграммой со днем его Ангела, и он тотчас же послал ответную телеграмму в милостивых выражениях. При сем я прилагаю в копии оные Вам для прочтения. Посылаю и к великому князю сельдей нашего улова. Я его спрашивал, могу ли я послать осенью сельдей соловецких, и он милостиво сказал: “присылайте”. Ему очень понравились: кушал и хвалил и на дорогу взял бочоночек, когда поехали в море.

Кончилась наша морская навигация. Пароходы наши перестали по морю плавать и разоружаются и вводятся в сухой док на зиму, и будем сидеть восемь месяцев в разобщении с миром, окруженные волнами морскими, снегом и льдами».

25-го числа скончался на 66 году от рождения в имении своем Сердобского уезда Саратовской губернии Николай Васильевич Калачов. Это был профессор, историк, археолог, сенатор, академик. О его ученых заслугах см. в № 3473 «Нового времени» и в № 299 и 307 «Московских ведомостей» 1885 года. С покойным Николаем Васильевичем я знаком был более 30-ти лет и всегда видел в нем самого ревностного, трудолюбивого, добросовестного ученого и доброго христианина.

1-го ноября. Пятница. Варвара Александровна Иордан писала мне:

«Высокопреосвященный и милостивый владыко!

Вчера я была у Е.В. Протопоповой и спрашивала ее, не знает ли она, какая причина внезапной перемены в Синоде? Она сказала мне, что после возвращения “Володи” из-за границы она мало его видела и не пришлось слышать про дела. Вы знаете, что она родная тетка Владимира Карловича Саблера. Но вот что еще она сказала мне: в его отсутствие пришло письмо из Казани от начальницы института княгини Урусовой к m-me Саблер – матери, следовательно, к сестре Протопоповой. Княгиня Урусова пишет, что преосвященный Палладий получил из Петербурга письмо, в котором ему дали понять, что он будет вызван в Синод. На это письмо он послал в Петербург телеграмму и две недели ответа не получает, недоумевая, что это значит.

Так как Владимира Карловича не было, то мать его не могла ничего ответить княгине.

Простите, владыко святый, за дурное писание, спешу к обедне».

Письмо это требует некоторого пояснения. Вот в чем дело.

Преосвященному Палладию, архиепископу Казанскому, пользующемуся особенным расположением первенствующего члена Синода, очень захотелось еще раз пожить в веселой северной столице, где у него так много друзей и другинь. И вот представился к этому благоприятный случай. Ему, как председателю съезда епископов, бывшего в июле в г. Казани, казалось нужным лично представить Синоду отчет о происходивших в собрании рассуждениях; и вот он просит своего высокого патрона вызвать его в Петербург. Патрон не захотел огорчить своего клиента отказом: обращается к обер-прокурору с просьбою доложить государю о вызове архиепископа Казанского в Синод и об увольнении Тверского (т. е. меня) в свою епархию. Но обер-прокурор, видно, не почитал особенно нужными вызывать преосвященного Палладия в Синод, где он два года тому назад уже присутствовал, а между тем признавал необходимым удержать меня в Петербурге до окончания возложенного на меня поручения по делу о военном духовенстве и его отношениях к епархиальным архиереям, и потому медлил докладом государю. Митрополит же, имея в виду приближение прекращения по Волге пароходного сообщения Казани с Нижним Новгородом, настаивал на немедленном докладе его величеству, и об этом он имел секретный разговор в моем виду пред заседанием в Синоде с обер-прокурором 16-го октября. Последний, при окончании разговора с митрополитом, довольно громко и с некоторым раздражением спрашивает его: «Да готова ли квартира?» Тот отвечает: «Готова, готова».

Когда Константин Петрович отошел от митрополита, я спросил его из любопытства: «Для кого в Лавре готовится квартира?» – «Для Казанского преосвященного», – отвечал он. «На чье же место?» – «На Ваше», – был ответ. «Очень рад, – говорю я, – возвратиться к своей пастве, и нельзя ли поскорее отпустить меня?» – «Нет, Вы уже, пожалуйста, окончите начатое дело о военном духовенстве и потом не откажитесь и в Твери продолжать труд издания “Мнений и отзывов м. Филарета”». – «Последним делом я охотно буду заниматься и по возвращении в Тверь», – отвечал я.

Между тем досточтимый архипастырь Казанский не замедлил явиться в Петербург. В последних числах октября он был уже здесь и в ожидании моего выезда из Петербурга водворился в назначенном ему в Лавре помещении. Вслед за ним явилась и его немалочисленная свита и самовольно ворвалась в занимаемое мною подворье к стеснению моей свиты и к моему крайнему неудовольствию, так как она сначала заняла комнаты над моею квартирою и своими топотом ни днем ни ночью не давала мне покоя. Впрочем, это продолжалось недолго: я позвал смотрителя дома и велел немедленно прогнать сверху беспокойных гостей…

Молва о моем изгнании из Петербурга тотчас разнеслась по городу