Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

свою церковь со стороны далече. “Зачем нас туда зовут?” – с горечью писал в своем дневнике митрополит Платон[720], который иной раз и так отзывался о своих Петербургских сидениях: “1788 год. Был в Петербурге; упражнялся в езде в Синод”. Не правда ли, ведь это верно? А теперь Вы утешили всю Вашу паству, как писал мне преосвященный Антонин, указывая себя первого в числе утешенных, и я вполне понимаю его утешение. Да и сами Вы, владыко святый, конечно, утешены возвращением. Что ни говорите, а в гостях хорошо, но дома лучше. Я так всегда рассуждаю и от чистого сердца говорил Вам на Ваше милостивое приглашение, что быть в сем столь знаменитом месте не желаю, так как, видев оное вблизи, получил к нему, выражаясь словами митрополита же Платона, “чувствительное прохлаждение”. Итак, да здравствует владыка Тверской в Твери на множайшая лета!

За архипастырское послание Вашего высокопреосвященства от 21 октября приношу сердечную сыновнюю благодарность.

Второй том Вашего издания имею. Быстро изволили двинуть дело – уже и четвертый том в типографии. Помоги Боже скорее окончить это великое дело и поучительное для нас.

Но не для нас ли только? Киевляне, вероятно, смотрят на это не так, как мы. А киевлянин, да еще и туляк он же[721], – это уже квадрат. Слышал о Вифанском киевлянине, но и ему хорошо досталось. На конверте с приглашением наставников Вифанских на 1-е октября было надписано: “Наставникам Вифанской семинарии всем, кроме отца ректора”. Но ректору первому и подан был этот пакет. Да, нашествие иноплеменных на Москву сильно дает себя чувствовать. В Москве людей, видите, нет. Москва в загоне и в разгоне. Скончался и последний могикан старой филаретовской Москвы – преосвященный Иаков[722]. А долго ли продолжится это бегание единому же гонящу? Не приехал ныне и на Рождество.

Я доселе еще без протодиакона, но хорош заменяющий его второй диакон, и я не печалюсь. Да и трудно найти хорошего: всего сот девять или около 1000 получит здесь протодиакон. Ныне все дорого, и басы также. И посредственный ценит себя в 2–3 тысячи».

В ответ на это откровенно дружеское письмо я писал от 5-го января 1886 года:

«Взаимно приветствую Вас с наступившим Новым годом и желаю Вам того же, чего и мне желаете, не исключая и Мафусаиловых лет жития: только не слишком ли это много и для Вас, и для меня?

За поздравление меня с возвращением в мирную и тихую Тверь сердечно благодарю Вас. Действительно, северную столицу, особенно то место, куда в езде упражняется наша братия, как выражается старец митрополит Платон, я оставил без всякого сожаления. Довольно: два с половиною года слишком достаточно для упражнения в этой езде. Но то, что более всего занимало меня в Петербурге, перешло со мною в Тверь: разумею издание бумаг святителя Филарета. На днях я послал уже отсюда несколько прочитанных мною бумаг для помещения в пятом томе. Бумаги эти касаются греко-восточной церкви и греко-болгарской распри.

Вероятно, Вы слышали от Н.А. Сергиевского повесть об обстоятельствах моего изшествия из Петрограда: повесть зело чудная и поучительная.

Если Вы устроите у себя будущим летом собор, то Вам не миновать Петербурга. А если собора не будет, то, быть может, Вы избежите этой участи. По крайней мере, Примас наш, при прощании со мною, между прочим выразил мне такую мысль, что Вас из Вильны так же, как преосвященного Леонтия из Варшавы, при настоящих отношениях в Вашем крае Православия к католицизму вызывать в Петербург неудобно, с чем и поздравляю Вас».

От 30-го числа писал мне преосвященный Ярославский Ионафан, в ответ на мое письмо от 27-го числа:

«Искреннейшую приношу благодарность Вашему высокопреосвященству за братское послание Ваше от 27-го декабря. Оно утешило и успокоило меня относительно Вашего расположения ко мне, а мое расположение к Вам усилило и укрепило. Приветствую и Ваше высокопреосвященство с наступающим праздником Рождества Христова и приближающимися праздниками – нового года и святого Богоявления. От души желаю Вам духовных светлых радостей и скорейшего забвения столичных дрязг. Да укрепляет и обновляет действующая благодать Божия Ваши силы духовные и телесные для блага Святой Православной Церкви и любимой Вами паствы.

Кажется, мы оба можем назваться изгнанниками. Меня вытеснил Варшавский[723], а Вас – Казанский[724]. Я уже писал Вам, что тот и другой при открытии дверей митрополии могут столкнуться друг с другом лбами и не ухватить искомого сокровища. У того и другого, кажется, мало веры в Промысл Божий и уверенности в домостроительстве Божием. От того-то они и пресмыкаются с унижением своего сана у предержащих властей. Ну, да Бог с ними. Что сказано мною, сказано не в осуждение, а от горечи сердечной.

Снова благодарю Ваше высокопреосвященство за гостеприимство, оказанное мне в доме Вашем, и буду питать приятные надежды на свидание с Вами во граде Ярославле у гробницы любимого Вами архипастыря[725] и в доме искренно любящего Вас и преданнейшего Вам…»

31-го числа получил я письмо из Петербурга от Н.В. Елагина, который писал от 29-го числа: «Примите усерднейшее поздравление мое с продолжающимся праздником Рождества Христова и с наступающим новым годом. Дай Бог провести его благополучно!

Душевно благодарен Вашему высокопреосвященству за посещение меня пред Вашим отъездом.

О книге моей[726] протоиерей Владиславлев мог бы поместить статью в “Тверских епархиальных ведомостях”. В “Гражданине”, 22-го декабря, явилась уже рецензия, приготовляются отзывы и в других изданиях. Будут и ругатели. Пусть тешатся. Светские газеты не пускают в ход книги, полезные для Церкви; надобно в церковных изданиях оглашать о них и распространять их. В № 276 газеты “Свет” объявлено, что в Санкт-Петербургском губернском земстве поставлен на обсуждение вопрос о передаче капиталов и доходов церквей земству; ему-де принадлежит и выбор священников для приходских церквей. В прошлом году о том же рассуждали в Московском земстве. Из столиц требование перейдет в губернские земства и сделается общим. О всех вредных явлениях для Церкви надо писать и писать. Если нелепые затеи не будут опровергнуты сильными доводами, то могут возобновляться и на будущее время. Конечно, теперь Константин Петрович введение их не допустит, но ведь он смертный, как и все люди. После него кто защитит силою многою Церковь – не вем».

1886 год

1 января. День нового года. В предыдущее два года, 1884 и 1885, в этот день я оставался без служения и только присутствовал наряду с прочими