Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

на службе. Беседа за столом была самая искренняя и задушевная; было сказано несколько речей и прочитаны ключарем Казанского собора протоиереем Павлом Константиновичем (сыном моего учителя по Шуйскому училищу) Цветковым составленные им в июле 1870 года и теперь дополненные юмористические стихи под заглавием «Двенадцать земляков».

Вот они:

Владимир град дал Петрограду

Двенадцать земляков.

Он дал овец словесных стаду

Отличных вожаков.

Глава их – в армии он Главный[704],

Маститый Богослов,

Умом, делами, службой славный:

Хвалить не хватит слов.

Законоведов поколенье

Младых он воспитал,

О Церкви Божией творенье

Он знатное издал.

Детей Царя руководитель[705]

Вослед ему идет.

Он – родины благотворитель,

А ум – орла полет!

Украшен он тремя звездами —

Наградами царей

И редкими души дарами

Блестит в кругу друзей.

Учитель, пастырь и вития —

Пленяет простотой.

О мать, великая Россия!

Воспитан он тобой.

Еще земляк – придворной службы[706]

Скрывается в тени.

Он земляков не ищет дружбы —

Зачем ему они?

Он счастлив, что имеет

В другом кругу друзей.

Учив пажей, учить умеет

Он графов и князей.

Вот Павел Федорыч Солярский[707]

(Студентов он учил).

Трудясь не так, как сын боярский,

Систему сочинил[708].

Сидит в тиши он кабинета,

Враг суеты мирской,

Вдали от общества, от света

И от молвы людской.

На поприще приходской службы

Есть земляков чета:

Хранить завет землячьей дружбы

Их добрая черта.

Один из пастырей – прихода

Владимирского страж[709].

Он – пастырь добрый для народа,

Владимирец-то наш!

Он, правя причтом и приходом,

Приветлив, добр ко всем.

Довольствуясь своим доходом,

Не славит он совсем.

Хоть благочинным и зовется,

Но не приводит в страх

Слуг Господа: не отдается

Сан важный в их ушах.

Другой земляк – отец Василий[710]

Блестит на острову.

Пройдя путь терний, а не лилий,

Угла стал во главу.

Пятнадцать лет быв за границей,

Остался тем же он,

И полурусскою столицей

Ни в чем не изменен.

Отвне, извнутрь, как был доселе,

Он весь – великорусс.

О вы, в ком Русью пахнет еле,

Мотайте-ка на ус.

Немецкой, датской и французской

Владеет речью он,

Но русским быть в земле нерусской —

Был для него закон.

Как пастырь добрый созывает

На пастбище овец

Или к трапезе приглашает

Своих детей отец,

Так он, во храме собирая

Духовных чад своих,

Духовной пищею питая,

Ведет к спасенью их.

Христовой истины глашатай[711]

Уже двенадцать лет,

На ниве Божией оратай,

Прими от нас привет!

Людей пороки, преступленья

Разишь в своих речах

И сильным словом обличенья

В сердца вселяешь страх.

Теперь тебе судьба сулила

Гонения людей,

Труды твои вознаградила

Семеркою детей.

Каткова неизменный чтитель[712],

Почтенный наш собрат!

Ты – архитекторов учитель!

Привет тебе стократ!

Всегда в груди твоей хранится

Патриотизма жар.

Под пеплом искра там таится,

Раздуть ее – пожар!

Друзья твои из роз душистых

Сплетут тебе венок.

Прими – в стихах сих неказистых

Поэзии цветок.

Теперь земляк девятый зрится[713],

Но здесь – уже пробел.

Ведь на него фортуна злится —

Таков его удел!

В Адмиралтейском есть соборе

Десятый наш собрат[714],

Но в Питере пока он в горе:

Сплывет как раз в Кронштадт.

К пажам на выправку попался

Селинин Константин:

Из всех владимирцев остался

Он в корпусах один.

Двенадцатый в столичном стаде

Вожак есть Вишняков[715],

Не в нашей служит он ограде,

Но помнит земляков.

Так о владимирцах сложилась

Поэма в тридцать строф,

У вас, чай, голова вскружилась —

Кладу перо… Цветков.

Писано 15 июля 1870 года

Приписка – 13 декабря 1885 года

Еще земляк определился

К смолянкам в институт.

Он во Владимире родился,

Но в Питер взял маршрут.

Отлично Лебедев[716] читает

Божественный закон

И земляков не забывает,

Хотя и занят он.

Но вот два с нами иерея —

Овец иных пасут;

Но Божия архиерея

Благоговейно чтут[717],

Вот временно отец здесь Тихон —

В цензуре состоит.

Земляк предобрый, тих он —

Отец архимандрит.

Петру Иванычу[718] в Синоде

Судил Бог службу несть,

Но это – в некотором роде —

И землякам ведь честь.

В Синоде будучи на службе,

К нам дружбу сохранил,

И он землячьей службе-дружбе

Ничуть не изменил.

Примите Вы, святитель Савва,

Владимирцев привет.

Воскликнем дружно, хором: слава —

Мы Вам на много лет.

Теперь, при горестном прощаньи,

Благословите нас.

Клянемся здесь, при расставаньи,

Что будем помнить Вас.

16-го числа был последний день моего пребывания в северной столице.

Давно не бывши у высокопреосвященного митрополита Исидора, я отправился в этот день в Невскую Лавру, чтоб поклониться святому благоверному великому князю Александру Невскому и проститься со священноархимандритом Лавры. Когда доложили о мне владыке, он немедленно вышел в гостиную и прежде всего, стоя, обратился ко мне с вопросом: «Что вы там затеваете делать?» Спрашиваю: «Где?» – «В Твери-то». – «Ничего не затеваю». – «Как же обер-прокурор сказал, что вы просите в 1885 году себе продолжительный отпуск?» – «Никогда я не просил».

После сего митрополит сел и меня посадил. Затем повел речь о вызываемых в Синод епархиальных архиереях. «Вон, какие приезжают сюда архиереи, например Самарский Серафим: совсем больной и не может служить». – «Зачем же, – говорю я, – таких вызывать в Синод?» – «Мог бы отказаться от вызова». – «Как, разве можно отказываться от такой чести?» –