«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

и дошли по своему уровню ко времени два года тому назад. (Связей среди туземцев больше ни в коем случае не расширять. А.) По этому поводу Вы можете быть очень недовольны. Я этим также недоволен. (Наоборот! Этого Р. никак не понимает!) Но я должен был признаться в том, что я здесь должен начать опять все с начала.

Густав с женой, которая оказалась очень порядочной и верной женщиной, развили свои связи к англичанам, швейцарцам и немецким евреям. (Н2. Не забыть написать об английск. докладе Густава. СУ) Некоторые небольшие результаты этого Вы найдете в этой почте. Оба, подобно мне, должны сильно бороться за свою легализацию в качестве писателей-журналистов. На эту борьбу уходит большая часть времени. Оба совершенно надежны, и я поддерживаю свое предложение принять Густава с женой в число наших прямых сотрудников.

Что касается моих связей, то они улучшились и укрепились с Кот, Диком и Венером. Они развились также и к другим кругам „земляков“-но и в этой области события 26.2. отразились в том отношении, что я почти ничего не получаю в свои руки и ничего не приношу домой. Я многое слышу, вижу, могу документы читать, но ничего из канцелярий брать я не могу. (Это исправится после отмены военного положения. А.) В этом отношении дела после 26.2. значительно ухудшились по сравнению с прошлым. И вопрос с документацией сегодня стоит значительно острее, чем несколько месяцев тому назад. Приобретение их посредством подкупа также стало весьма затруднительным. Никто даже за хорошие деньги не хочет ничего давать. (Как будто Р., походя, предлагает большие деньги. А.) Япония находится под знаком краха.

Прошу еще раз мне поверить, если я рисую такую мрачную картину. Я лично не боюсь. Мой арест и арест моих разных друзей не убавили нашего желания работать. Я это говорю и по отношению Фрица и по отношению обоих Густавов, так же, как и Жигало. Все что мы можем – мы делаем. Результаты небольшие, это и мне известно.

Рамзай.

Н2. Дайте к 23–25/VII проект ответа. СУ. 16.7.36.

Н2. т. Попов, т. Гудзь. Резолюции С. П. у Вас уже есть. Учтите при писании письма и мои дополнения. А. 20.VI.36».

«Еще один новый друг из Хоккайдо», который «несколько дней тому назад посажен» и «немедленно» освобожден и чей доклад «приложил» в почту «Рамзай» – Тагути Угэнда (мелкий торговец морепродуктами с Хоккайдо). Ему Центром (а не «Рамзаем») был присвоен псевдоним «2-й друг с Хоккайдо». Что же касается подлинного имени «2-го друга», то ни Центр, ни «Рамзай» его не знали.

Из представления к награде сотрудника 1-го отделения отдела общественной безопасности пристава КАВАСАКИ СЕЙДЗИ:

«В конце концов, ТАГУЦИ [ТАГУТИ] признался в том, что по рекомендации ЯМАНА он познакомился с МИЯГИ, что примерно в феврале 1941 года ему стало известно, что МИЯГИ собирал всевозможную информацию и получал исследовательские материалы военного, дипломатического, политического и экономического характера и все это передавал в Москву. Он признался также в том, что передавал МИЯГИ сведения о местожительстве политического обозревателя СИБАТА МУРАМАЦИ, который находился в подчинении секретаря генерала УГАКИ ЯБЭ КАНЭ, посещал организацию „Маци Сейкай“ и у являвшихся членами этой организации начальников политических отделов газет, политических корреспондентов и др. выяснял сведения о переговорах ТОГО с МОЛОТОВЫМ, переговорах посла ИОСИДЗАВА в Голландской Индии о нефти, о переговорах с США, о содержании послания принца КОНОЭ, о вооруженных силах, дислоцированных во Французском Индокитае, об обстоятельствах переброски в Маньчжурию генерал-лейтенанта ЯМАСИТА ТОМОБУМИ, о количестве вооруженных сил, находящихся в МАНЬЧЖОУ-ГО, местонахождении аэродромов в районе Хоккайдо, о затруднительном положении с продуктами сельского хозяйства на о. Хоккайдо, о количестве добываемого угля»[503].

21 января 1936 года специальная высшая полиция (токко) арестовала «Ронина» – Каваи Тэйкити. Его арест никак не был связан с последовавшими событиями 26 февраля. Ордер на арест был выдан юрисконсуль том японского консульства в Чунцине. Япон ским консульским судом ему было предъявлено обви нение в пропагандистской деятельности в Шанхае и в принуждении по приказам «Международной коммунисти ческой партии» некоего Седзима Рюки к поступлению на работу в кэмпейтай ради получения секретной военной информации. Предполагалось, что Каваи передавал такую информацию, полученную от Седзима, членам китайской коммунистической партии. Следствие целиком сосредоточилось на связях Каваи с КПК. Получив возможность ответить на обвинения, он заявил, что все, что касается пропагандист ской деятельности, было правдой. Остальные обви нения он решительно отверг. Консульским судом Каваи был приговорен к десяти ме сяцам тюремного заключения за нарушение Закона о со хранении мира.

«Сотрудничество Рюки с Каваи началось весной 1929 года в Пекине. Седзима был клерком в японском прави тельственном учреждении. Они с Каваи и трое-четверо других японцев, симпатизировавших китайскому комму нистическому движению, объединили усилия в изучении марксистской литературы и ее приложении к ситуации в Китае. С течением времени теоретические изыски уступи ли место практической работе, и учебная группа преврати лась в китайско-японскую Лигу борьбы – организацию, занимавшуюся агитацией и пропагандой и действовавшую под руководством китайской коммунистической партии.

В начале 1932 года Седзима поступил на службу в японский кэмпейтай в Маньчжурии в качестве переводчи ка. В феврале 1933 он получил приказ присоединиться к операциям по очистке провинции Джихо от китайских вооруженных сил. Седзима надеялся погибнуть в бою и в качестве последней услуги делу китайского коммунизма выкрал секретные документы кэмпейтай, чтобы передать их Каваи, который, как был уверен Седзима, находился в Шанхае и отвечал за передачу бумаг китайцам. С этой целью Седзима доверил украденные документы курьеру. Однако в этот момент Каваи уехал из Шанхая по делам, и потому бумаги попали к китайским коммунистам по дру гим каналам. Каваи ничего не знал об этих передачах, и потому во время допросов мог вполне чистосердечно ссы латься на свое незнание. Хотя, с другой стороны, Седзима, очевидно, вполне искренне верил, что секретные докумен ты прошли через руки Каваи.

Сражение в Джихо не принесло Седзиме почетной сол датской смерти … Седзиму мучили сомнения в отно шении своих поступков. Так продолжалось несколько месяцев, пока, наконец, Седзима не обнаружил, что находит ся под наблюдением полиции. В конце концов он добро вольно явился в центральный полицейский участок Чун циня и чистосердечно признался во всем»[504].

Ограничив расследова ние кругом отношений Каваи с Седзимой и китайскими коммунистами, полиция не сумела вскрыть его связи с Одзаки и нелегальной резидентурой Зорге в Шанхае. Каваи пишет в своей книге: «Если во время допросов в Чунцине я сказал бы хоть слово об Одзаки, Зорге или о своей работе в Японии,