Спорим, будет больно! - Кира Фарди

– И как же она намекала?

– Да не знаю я, как! Есть же язык тела, взглядов. Слова всякие.

– Какие?

– Вот блин, пристал! Не мужик, что ли? Не понимаешь, как бабы намекают?

– Мои контакты с женщинами преступлением не заканчиваются.

– Да какое преступление? А чем вы? – возмущается Тоха. – Девки сами полезли. Мы же не виноваты, что у вас в деревне нормальных мужиков нет!

– Это ты мужик, что ли? Цуцик недоделанный!

Участковый сплевывает на землю. Издалека раздается вой сирены, и на площадь перед клубом въезжает полицейская машина. – Стойте здесь! Ни шагу!

– Хочешь сказать, что Варя к вам полезла? – тихо спрашиваю я приятелей.

Тоха стреляет в меня глазами и тут же отводит взгляд. А меня буквально бомбит! Каждую клетку пронизывает судорогой и воспламеняет какой-то горючей смесью. Могу в любую минуту взорваться и прихватить с собой двух поганцев.

И я срываюсь.

Бросаюсь с кулаками на обоих. Участковый хватает меня, заваливает на землю, скручивает руки за спиной. Я борюсь так отчаянно словно если сейчас не вырвусь, моя жизнь тоже остановится. Даже не понимаю, что в наручниках сижу в полицейской машине рядом со своими друзьями-недругами.

– Арчи, – шепчет отчаянно перепуганный Виталя. – Мы не виноваты. Мы точно не поджигали сарай. Это случайность.

Я молчу, в голове – каша, в душе – буря.

– Арчи, прости, – бубнит с другой стороны Тоха. – Если бы не эта Варька, все было бы хорошо.

Выхожу из ступора, услышав знакомое имя.

– А что Варя?

– Это она подняла шум, разбила стекло у Бэхи. Идиотка! Заяви на эту дуру! Пусть знает, с кем связалась!

У меня даже мышцы судорогой стягивает от злости. Заяви! Да нам самим бы выпутаться из ситуации, в которую нас загнала неуемная жажда адреналина приятелей.

– Заткнись! – шепчу едва слышно, сцепив до скрипа зубы. – Иначе не ручаюсь за себя.

Дыхание сгущается, становится резким, хриплым и частым. Ярость накатывается волной, с трудом контролирую себя. Еще в тесном пространстве машины некуда отодвинуться.

– Конечно, идиотка. Зинка же сама нас потащила в этот сарай. Даже знала, где ключ от замка лежит. Не в первый раз там отрывается. Да и не целочкой она была. Притворялась невинной.

Горячий шепот Витали с трудом пробивается в сознание. Я ему ни на грош не верю.

– Варька зря всех переполошила, – поддерживает Тоха. – Из-за нее пожар начался. Она и должна за все ответить.

– Я сам разберусь!

Я оглядываюсь. Суматоха у клуба продолжается. Машины скорой помощи уехали. Полицейские и пожарные осматривают место то, что осталось от сарая, никому нет дела до нас. Это соображают и приятели.

– Арчи, придется звать твою мать. Можешь позвонить?

Я и сам понимаю, что без помощи предков мы отсюда не выберемся. Меня, конечно, отпустят, я во время заварушки был на сцене, это подтвердят все, а с парнями придется повозиться.

Эмоции потихоньку отпускают. Какое мне дело до деревенских девчонок, которые сами устроили переполох?

– Доставай мобильник, он в заднем кармане.

Тоха вытаскивает смартфон, я звоню матери.

– Что случилось? – отрывисто спрашивает она, кажется, еще не отошла от дневной обиды на меня.

Я кратко рассказываю ей все, без утайки. Наконец делаю паузу, чтобы перевести дыхание, но и мама тоже молчит. Приятели напряженно смотрят на меня.

– Что там? Она придет? – одними губами произносит Тоха.

Я пожимаю плечами. Такое равнодушие навалилось на грудь, что выть хочется.

– Ты зачем ее днем в кафе обидел? – толкает меня в бок Виталя. – Что теперь делать будем?

– Ты тоже был в том сарае? – раздается в ухе голос мамы, и я встряхиваюсь и сажусь ровно.

– Я же сказал, что нет.

– Тебе можно верить?

– Мам, как хочешь! С тобой или без тебя я вывернусь. Просто с тобой это будет быстрее.

– Наказать бы надо вас, засранцев, – выдает первую эмоцию мама.

– Как скажешь. Решишь наказать, твое дело.

– Ты что делаешь, идиот! – хором вопят Тоха и Виталя. – Анна Леонидовна, не бросайте нас! Мы не поджигали тот сарай!

– А-а-а… сволочи…. – доносится с улицы. – А-а-а…

Мы прилипаем к стеклам. На площадь перед клубом выбегает растрепанная женщина. Ее лицо перекошено, рот распахнут в крике, полы домашнего халата раскрываются при беге, обнажая бледные ноги. Она босиком, но, кажется, даже не чувствует этого.

– Тетя Наташа, тетя Наташа! – к женщине бросаются местные пацаны.

– Варечка, моя Варечка, – женщина лихорадочно оглядывается. – Где моя дочь?

– Это мать Варьки? – потрясенно шепчет Виталя.

– Сейчас еще и Зинкина прибежит, – подсказывает Тоха.

Теперь парни перепуганы по-настоящему. Мозги, затуманенные алкоголем и адреналином, мгновенно очищаются.

– Что делать? – Виталя в панике дергает ручку двери. – Надо бежать!

Я тоже откидываюсь на спинку сиденья, внутри все сжимается в тугой комок. Понимаю, что нужно выйти, извиниться, объяснить ситуацию, и не могу, тело будто парализовало, ноги и руки стянуло судорогой.

– Сиди на месте, идиот! – рявкает Тоха. – В машине мы под защитой.

И только он говорит это, как дверь уазика начинает сотрясаться от ударов.

– Выходите! – кричит, захлебываясь плачем, мама Вари. – Немедленно выходите. Трусы! Мерзавцы! Вы мою девочку… да как вы могли!

Громкий вой бьет по ушам, выворачивает наизнанку мозги. Я слышу, как полицейские уговаривают женщину, но к ней присоединяется и вторая, мама Зины.

– Смотрите! – шепчет Виталя. – Бро, вот попали! Нас идут убивать.

Я вглядываюсь в стекло и столбенею: полицейскую машину тихо, незаметно окружают местные парни. В руках у них палки, какие-то железяки, камни и кирпичи. И кольцо это стягивается. А впереди стоят двое мужчин, которые встречали Варю и Зину у остановки.

– Разойд-и-и-и-сь…

Протяжно кричит участковый.

– Витя, уйди по-хорошему! – отодвигает его отец Вари. – Иначе я за себя не ручаюсь.

– Самосуд не допущу! – вопит участковый и оглядывается, не иначе как в поисках помощи.

Но полицейский наряд осматривает за клубом сарай и еще не в курсе происходящего на площади. Вот теперь мне становится страшно.

– Сползайте на пол, – приказываю приятелям.

– Мы все не поместимся, – хнычет перепуганный насмерть Виталя.

– Все в сторону! Стрелять буду! – беснуется участковый за окном, поднимая оружие.

Но возмущенная толпа жителей не пугается. Тут над головами поднимается рука: и первый камень летит в заднее стекло.

– Ба-бах! – в воздух трескучим раскатом врезается выстрел.

Глава 15

Я прихожу в себя уже на следующий день. Понимаю это по шуму, который доносится из коридора, по свету, льющемуся из окна. Четко помню, что накануне был поздний вечер.

В палате я не одна. Женщина в голубой униформе возит по полу шваброй. Старается делать это тихо, но то стул заденет, то брякнет рукояткой ведра.

– Какое сегодня число? – тихо спрашиваю ее.

– Ой! – женщина хватается за грудь. – Напугала! Так и инфаркт можно получить. Чего спросила?

– Какое сегодня число?

– Да, в больнице один день за неделю кажется. А сегодня воскресенье, двадцатое июля.

Закрываю глаза и откидываюсь на подушку. Такой короткий разговор, а отнял все силы.

– Да ты лежи, лежи, тебе еще долго здесь быть.

– В смысле, долго?

– Ну, сначала в ожоговом отделении, потом в глазном.

– Клавдия Ивановна! – прикрикивает на санитарку вошедшая медсестра. – Не болтайте лишнего!

– А я что? Я ничего. Убираюсь вот. Девчонку жалко.

Санитарка хватает швабру и ведро и исчезает, а я ловлю ее последнее слово с ужасом. Почему девчонку, а не девчонок? Почему она в единственном числе говорит? Повязка намокает, под глазом начинает щипать.

– Не слушай ее, – медсестра убирает салфетку с подносика, с которым пришла. – Лежи спокойно, капельницу поставлю.

Я протягиваю руку, но девушка начинает возиться где-то у шеи. Ни укола, ни лекарства я не чувствую, будто все нервные окончания отказались работать.

– Сколько я еще здесь буду? – спрашиваю ее. – Мне надо узнать, приняли меня в вуз или нет.

– А куда ты подавала?

– В МГУ, на факультет журналистики.

– Ого! Ты круто замахнулась, – улыбается девушка и с уважением смотрит на меня. – Если честно, собачья профессия.

– Почему?

– Ну, репортера ноги кормят.

– А я тележурналисткой стану. Буду смотреть на вас с экрана телевизора и привет ручкой подавать.

– Ты шутница, – девушка мне подмигивает, но как-то грустно. – Это хорошо, что в такой ситуации ты еще смеяться можешь. Но, увы, в этом году вряд ли получится учиться..