Феноменология религии Мирчи Элиаде - Анатолий Алексеевич Горохов

все еще жива в недрах их «я». Если подойти к этому явлению с позиций иудео-христианства, то можно сказать, что отказ от религии равноценен новому грехопадению человека, что неверующий человек утратил способность сознательно жить в религии, т. е. понимать и разделять ее. Но в глубине своего существа человек все еще хранит память о ней, точно так же, как и после первого падения его предок, первый человек Адам, даже духовно ослепленный, все же сохранил в себе разум, позволивший ему отыскать следы Бога, – а они видны в этом Мире. После первого падения религиозность опустилась до уровня разорванного сознания, после второго – она упала еще ниже, в бездны бессознательного; она была забыта. Этим завершаются размышления историка религий. Этим открывается проблематика философов, психологов, а также теологов»[185]. Поскольку религиозное чувство является частью человеческого сознания, даже искривляясь и искажаясь, оно не перестает проявлять себя. «Подавляющее большинство неверующих, – говорит ученый, – не свободны от религиозного поведения и мифологии. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить мифологическую структуру коммунизма и его эсхатологический смысл»[186].

Это сближает позицию М. Элиаде и некоторых современных христианских теологов. Например, точке зрения Элиаде на скрытую религиозность многих современных людей: атеистов и агностиков, близка точка зрения протоиерея Александра Меня о том, что «массовое идолопоклонство людей, у которых отняли Бога, доказывает, что человек не может существовать без Бога»[187]. Католическим богословом недавнего времени, развивавшим идею крипторелигиозности, являлся К. Ранер. Он писал о том, что «изначальный опыт Бога, опыт, к которому мы апеллируем, не есть, в первую очередь, или, в конечном счете, такой опыт, который человек получает тогда, когда он волевым и ответственным образом эксплицитно решается на религиозное деяние, например, молитву, культовое действие или рефлексивные, теоретические занятия религиозной тематикой, но это есть такой опыт, какой ниспосылается каждому человеку, прежде, нежели он станет совершать эти религиозные деяния и принимать эти религиозные решения, причем, возможно, в таком облике и таких понятиях, которые не имеют, на первый взгляд, никакого отношения к религии»[188]. Можно сказать, что «отсюда следуют два фундаментальных вывода: человек не может отказаться от сверхприродной цели, не отказавшись от самого себя и, кроме того, поскольку сверхприродное измерение существует всегда, всякий человеческий поступок сам по себе является участием в этом измерении. Здесь рождается знаменитый образ «анонимного христианина»»[189].

В связи с концепцией «сверхсознания» Элиаде нужно коснуться его анализа мистического опыта. Главными составляющими этого опыта, по мнению Элиаде, являются: экстаз, мистический жар, мистический полет, видение света. В аспекте этих составляющих он анализирует шаманизм, йогу, касается даосизма и исихазма.

Так, шаманизм Элиаде называет архаической техникой экстаза. Затем он пытается осмыслить шаманизм как религиозное явление: «Шаманы являются «избранными», и, как таковые, они причастны к сфере сакрального, недоступной остальным членам сообщества. Их экстатические переживания оказывали и, по-прежнему, оказывают огромное влияние на стратификацию религиозной идеологии, на мифологию, комплекс ритуалов. Но, ни идеология, ни мифология, ни обряды арктических, сибирских и азиатских народов не являются творениями их шаманов. Все эти элементы предшествовали шаманизму или, по крайней мере, параллельны ему в том смысле, что являются плодом общего религиозного опыта, а не опыта определенного класса «избранных» – экстатиков»[190].

Потом Элиаде анализирует религиозную «ситуацию» в тех архаических обществах, где появился шаманизм и, где он особенно хорошо выражен как феномен мистического опыта. Этот анализ дан в его книге «Шаманизм: архаические техники экстаза». Вот пример данного анализа: «Если считать жителей Огненной Земли потомками одной из первых волн иммигрантов, достигших Америки, то мы вправе допустить, что их религия является остатком архаической идеологии; с интересующей нас точки зрения, она включает веру в небесного Бога, шаманское посвящение через призвание или добровольный поиск, связи с душами умерших шаманов и дружественными духами (связи, доходящие иногда до «одержимости»), концепция болезни как результата внедрения магического объекта или потери души, нечувствительность шамана к огню. Складывается впечатление, что большинство этих элементов присутствуют как в регионах, где шаманизм доминирует в религиозной жизни общества (Северная Америка, эскимосы, сибиряки), так и в регионах, где он является лишь одним из компонентов магико-религиозной жизни (Австралия, Океания, Юго-Восточная Азия)»[191]. А вот другой отрывок, рассматривающий шаманизм народов северной и центральной Азии: «Азиатский шаманизм следует считать архаической техникой экстаза, в основе которой заложена первичная идеология – вера во Всевышнее небесное Существо, с которым можно поддерживать прямые отношения путем вознесения на Небо; эта идеология постоянно преображалась в силу целого ряда экзотических влияний, увенчавшихся вторжением буддизма»[192].

Далее Элиаде пишет следующее: «Вознесение на Небо играет принципиальную роль в шаманских посвящениях. Обряды влезания на дерево или столб, мифы о вознесении и магическом полете, экстатический опыт левитации, полета, мистических путешествий на Небо и т. п. – все эти элементы выполняют решающую функцию в шаманских призваниях и посвящениях. Иногда этот набор практик и религиозных идей кажется связанным с мифом о древней эпохе, когда связь между Небом и Землей была намного легче. С этой точки зрения шаманское переживание равнозначно возвращению этих первичных мифических времен, а шаман представляется как привилегированное существо, которое обретает для себя счастливое состояние человечества из мифических времен».[193]

В другом своем труде «Йога: бессмертие и свобода» М. Элиаде делает обобщение относительно мистического опыта шаманизма: «Шаманистский религиозный комплекс очень архаичен: он встречается, в полном или частичном объеме, у аборигенов Австралии, индейцев обеих Америк, в Приполярье и других местах. Основной, определяющий признак шаманизма – экстаз: шаман считается знатоком сакральных областей, способным покидать тело и совершать дальние путешествия, будучи «восхищенным в духе» (т.е. находясь в трансе). «Одержимость духами», хотя и присуща многим видам шаманизма, не является, по-видимому, его основополагающим, первостепенным элементом. Одержимость – это скорее деградация, ведь основная цель шамана – оставление своего тела и последующее затем восхождение в небеса или спуск под землю – не позволяет ему подчиниться помогающим ему духам, демонам или душам мертвых; идеал шамана – покорить этих духов, но самому не попасть под их иго»[194]. Таким образом, шаманизм представляет собой попытку человека своими силами и без Бога достичь Неба, в этом смысле он сродни магии.

Надо сказать, что различие между религией и магией понималось в философии религии еще таким мыслителем как Гегель, который в своих «Лекциях по философии религии», критикуя позицию другого немецкого мыслителя Иммануила Канта (1724-1804), писал: «Кант, например, пытался и молитву рассматривать как колдовство[195], исходя из того, что в молитве человек стремится оказать воздействие не через опосредствование, а