Маргиналии средневекового искусства: эссе об истории и культуре - Майкл Камил

у каменщика, эти скрытые лица, будучи водружены на место, терялись из виду тех, кто находился внизу, и это позволяет предположить, что, возможно, они создавались просто для практики. Мастерство было важно для резчика, поскольку из более поздних документов известно, что стоимость испорченных камней вычиталась из их жалованья. В этом смысле свобода, которую они демонстрировали в этом типе не навязанной сверху, невидимой и несанкционированной скульптуры, проявляется как ярость, кривляние и высовывание языка – как насмешка над самим зданием и теми, кто властвует над ним. Беспорядочные фрагменты человеческих типажей, прилепившиеся к краям Небесного Иерусалима, они разрушают наше представление о соборе как о «Библии в камне», поскольку не отсылают ни к какому библейскому персонажу или тексту. Паноптикум ненормальности и уродства, неизвестный до тех пор, пока столетие назад фотографы не смогли взобраться на здания по строительным лесам, эти лица – наиболее человеческие и наименее божественные формы священного здания. Их лиминальный статус расширяет разрыв между сакральным и профанным, а не сглаживает его. Не будучи ни ангелами, вьющимися вокруг внешних контрфорсов алтаря в «головной» части здания, ни клювастыми страшилищами, восседающими на западном фасаде, они зажаты где-то посередине, где-то внутри мира человеческого.

Илл. 42. Голова с искаженным лицом. Реймсский собор

Бунт воображения в Руане

В творчестве художника не было места неприличию и иронии. Чудовищные непристойности, отмечавшиеся в наших соборах, существовали только в умах некоторых предвзятых археологов. Искусство XIII века было чрезвычайно целомудренным, удивительно чистым [113].

Эмиль Маль считал готические образы невинными и «свободными от мыслей», и все же, подгоняя творчество средневекового художника под свое викторианское видение, он упускал из виду, что «непристойность и ирония» играли важную роль в ритуалах собора, как и в работе самого «ума». Одним из примеров монструозностей, которые якобы «ничего не значат», у Маля служат изображения, вырезанные на Портале книготорговцев в Руане (илл. 43). Этот портал северного трансепта, начатый архиепископом де Флавакуром в 1278 году, выходит в длинный, как туннель, двор, окруженный более поздними постройками – епископской тюрьмой и казначейством. Под незаконченным Страшным судом, с каждой стороны от двери, расположены три ниши, а под ними квадратные пьедесталы, установленные по диагонали. Их внешние поверхности украшены десятками четырехлистных медальонов. Их сложная структура типична для геометрической четкости готического архитектурного обрамления и наблюдается также на южном портале с другой стороны здания, где четырехлистники содержат сюжетные библейские и агиографические сцены. Однако на Портале книготорговцев эта элегантная церковная упорядоченность служит обрамлением хаоса.

Илл. 43. Портал книготорговцев, Руанский собор

В каждом четырехлистнике размещается одна гротескная фигура, позирующая или демонстрирующая себя с важным видом (илл. 44). Эти существа – женщины с птичьими телами, карликовые гриллусы, ликующие козлы, свиноголовые танцоры и старики в капюшонах с хвостами между ног, похожими на безобразно разросшиеся гениталии, – являют собой чуть ли не все тогдашние традиции гротеска, в том числе некоторые редкие и невероятно изобретательные изображения. Среди них есть «настоящее» чудовище: ученая обезьяна и ее дрессировщик-жонглер – сюжет, который, возможно, служит аллегорией души, запертой в теле (илл. 45). Каждая фигура помещена в свою рамку, как если бы она была примером или образцом в рукописи бестиария.

Илл. 44. Книга Бытия и пир тварей. Портал книготорговцев, Руанский собор

Илл. 45. Жонглер и обезьяна, два монстра и нижняя маргинальная сцена благотворительности (?). Портал книготорговцев, Руанский собор

По сути они представляют собой своего рода антибестиарий в том смысле, что эти сочетания частей и фрагментов животных и людей не поддаются классификации. Они подобны Асгемунду, «повелителю задницы», – демону, описанному в кульминации монашеской латинской поэмы «Изенгрим»:

бес, чей клюв, как у ястреба, чья грива похожа на лошадиную, с хвостом кошки, рогами быка и бородой козла. Шерсть покрывает чресла его, а спина его оперена, как у гуся; передние ноги у него петушьи, а задние – собачьи [114].

Вверху всей этой бесформенности противопоставлено повествование о сотворении мира. По левую руку от дверного проема, слева направо, представлена жизнь Адама и Евы на земле, от их изгнания из Рая до смерти Авеля. По правую руку от дверного проема, слева направо, изображены семь дней Творения. Сплошь задрапированные фигуры размышляют в люнетах наверху, наподобие фигур прародителей Христа, которыми так восхищается в соответствующей части Сикстинской капеллы Микеланджело (илл. 46). По сути, ведущую роль в этом замысле играет порождение – порождение животных, монстров и мыслей в могучем средневековом воображении.

Илл. 46. Скорбящий в саване, сцена сотворения мира и пародия на Рождество Христово. Портал книготорговцев, Руанский собор

По словам Винсента де Бове, схоласта XIII века, на которого Маль так активно опирался, выстраивая свое каменное богословие, – воображение действует как хранилище образов, не воспринимаемых пятью чувствами, таких как химера – существо, которое, согласно его описанию, имеет голову льва, тело козла и хвост змеи. Для Альберта Великого фантазия (phantasia), лежавшая между воображением и памятью, была способностью, позволявшей вообразить человека с двумя головами или существо с человеческим телом, головой льва и хвостом лошади. В этом отношении скульптуры в Руане представляют собой продукты воображения, каким его определяли философы-схоласты того времени.

Под Богом, отделяющим свет от тьмы, женщина распахивает свой плащ, как современный фокусник, чтобы представить звероподобного ребенка-щенка, – эта композиция, возможно, пародирует Богоматерь с младенцем (илл. 46). В то время уродливое потомство считалось результатом греха, обычно нарушения сексуального табу. Но существовало также поверье, что женщины могут рожать детей от демонов. Вильгельм Овернский, епископ Парижа, написал трактат о сверхъестественных succubi, демонах, оплодотворявших женщин через посредство животных, часто медведей [116]. В Падуе в 1265 году женщина призналась священнику, что переспала с рогатым козлом. На портале в Руане козы и люди смешиваются, превращаясь в женщин-птиц, мужчин-псов и гермафродитов, как экспонаты в средневековом шоу уродов.

Но эти образы – не уроды в нашем понимании; они суть продукт ужасающе беспорядочного средневекового воображения. Ибо воображение понималось не только как когнитивная способность, расположенная в передней части мозга у самых глаз и, таким образом, тесно связанная со зрением, но и как сила, действительно способная создавать формы. Как утверждал польский ученый XIII века Витело, воображение, будучи посредником между разумом и материей, позволяло демонам совокупляться с людьми, поскольку воспринимаемое в