Маргиналии средневекового искусства: эссе об истории и культуре - Майкл Камил

двое из них носят капюшоны, как villeins, то есть крестьяне, не допущенные в ограду замка внутри. В этом Замке Любви обитатели ласкают друг друга и маленьких пушистых животных – символы грядущего совокупления. В садах внизу господа и дамы плещутся в Источнике Молодости; стариков привозят на телегах и на спинах, чтобы они искупались в его омолаживающих водах, как калеки в святом источнике, прежде чем им будет дозволено войти в замок как «красавцам». Утверждают, что средневековый двор был первой «молодежной культурой» [130]. Там доминировали сексуально активные молодые мужчины, которые все еще искали счастья, но еще не обзавелись собственным домохозяйством. Для них квест рыцарских романов воплощал их собственный поиск легитимности через доблесть и брак.

Илл. 49. Замок любви и Источник молодости. Футляр для зеркальца из слоновой кости, Художественная галерея Уолтерса, Балтимор

К началу XIV века, когда была выполнена эта резьба по слоновой кости, французская аристократия, со всеми ее роскошными туалетными принадлежностями и щедрыми ритуалами, турнирами и пиршествами, потеряла большую часть реальной политической власти. С конца XII века усиление королевской власти и растущие запросы купечества угрожали дворянству сверху и снизу. В произведениях искусства, созданных для рыцарей, появляются маргинальные формы, отражающие их страхи перед низшими сословиями и их желание сохранить знаки сословия, происхождения, жестов и манер – все это подчиняло их куртуазные тела псевдодуховному коду рыцарского этоса и, в свою очередь, подчиняло им все остальные тела. Это была уже мечта об утраченном порядке. Пока они размещали других на периферии, сами оказывались уже на полпути к вытеснению туда.

Зрелищность рыцарского романа

Романы называют «светским писанием» знати, и точно так же, как дворянство поручало художникам иллюстрировать и украшать свои Псалтири и часословы, те же элитарные семьи владели иллюминованными рукописями этих произведений на народных языках. Один из самых поразительных находится сейчас в библиотеке Бейнеке в Йельском университете. На полях одного листа этой рукописи изображен герб ее вероятного заказчика, Гийома де Термонда (1278–1312), сына Ги де Дампьера, графа Фландрии [131]. В некоторых рукописях, предназначенных для аристократии, заботившейся о своем статусе, гербы и геральдические щиты заполняют большую часть полей, но здесь отсылка появляется только на крошечной сбруе рыцарского коня. Тот факт, что отсылка к владельцу появляется на полях, а не на миниатюрах этой книги, примечателен – он предполагает, что поля отчасти являются местом самореференции. Огромный кодекс содержит три романа из цикла о короле Артуре. Его крупный формат, почти как у литургических певческих книг, которые должны были быть видны группе певцов, возможно, предназначался для таких же групп придворных читателей и слушателей, которые могли всматриваться в сотни ярких иллюстраций в обрамленных миниатюрах, буквицах и на полях, пока клирик или слуга читал им книгу. Представление об изображении как о зрелище было особенно развито при дворах, где устраивались рыцарские поединки и турниры. На полях Йельского манускрипта изображены внутренние зрители – группа дворянок наблюдает за боем Гахериса и Гавейна на миниатюре ниже (илл. 52).

Илл. 50. Гектор встречает плачущих девиц; Гектор сражается с терсийцами; маргиналия с арбалетчиком. «Ланселот Озёрный». Библиотека редких книг Бейнеке, Йельский университет, Нью-Хейвен

Илл. 51. Вознесение гостии и сцена из рыцарского романа. Псалтирь. Бодлианская библиотека, Оксфорд

Илл. 52. Три дамы наблюдают за боем Гахериса и Гавейна. «Ланселот Озёрный». Библиотека редких книг Бейнеке, Нью-Хейвен

Хотя «Сказки об Артуре» осуждались церковью, некоторые авторы не порицали их безоговорочно, потому что они также содержали уроки куртуазии [132]. Изображения добрых и злых рыцарей, таинственных замков, героев, спасающих девиц, и другие шаблонные иллюстрации к светским рукописям могли, таким образом, служить и моделями поведения. Если это так, то как насчет женщин, охотящихся на лис, и едущего задом наперед епископа на полях этой книги? Входили ли они в программу куртуазного обучения юного аристократа?

Вместо того чтобы рассматривать всю гамму образов в этой книге, я хочу сосредоточиться на том, как в ее маргиналиях изображена ее собственная аудитория. Легко рассматривать другие вытесненные на поля гротескные картинки – например, труды Адама и Евы (лист 253r), унижение епископа (лист 104r), одноногого калеку (лист 108r) или знаменитый турнир между монахами и монахинями (лист 100v), – как репрезентации тех, кто находится «вне» двора и «ниже» его аристократической публики. Было бы интересно провести исследование, чтобы узнать, встречаются ли чаще антиклерикальные и антикрестьянские образы на полях рыцарских романов. Но, помимо этого, маргиналии высмеивают само рыцарство – они включают вездесущий образ рыцаря, спасающегося от улитки, и насмешки над основным аристократическим времяпрепровождением: турнирами и охотой.

И снова в этой рукописи «игра» маргиналий дает иронический комментарий к центральному сюжету текста и его иллюстраций, повествующих о приключениях рыцарей Круглого Стола. Например, на странице с двухъярусной миниатюрой в рамке, где Гектор изображен встречающим группу девиц и сражающимся с терсийцами, на нижнем поле изображен рыцарь, стреляющий из арбалета в голый зад присевшей фигуры (илл. 50). Присмотревшись, мы можем увидеть, что на подрисовке или наброске фигуры, в которую целятся, рука изначально была согнута в жесте обнажения ягодиц, но художник изменил рисунок, заставив человека указывать вверх на миниатюру, как бы привлекая внимание к достойной рыцарской деятельности изображенного выше персонажа.

Мотив «стрелы в зад» распространен в рукописях XIII века. В большинстве случаев стрелы можно рассматривать как метафору Божьего наказания грешников, жертвами которого становятся монстры или обезьяны. Псалмопевец говорит нам, что Бог поражает врагов «в тыл» (Псалом 78:66)[21]. Но стрелы также символизируют «злодеев, которые… напрягли лук свой – язвительное слово, чтобы втайне стрелять в непорочного» (Псалом 63:3–5). Лучники были осуждены Вторым Латеранским собором и считались «дикарями, живущими на периферии общества и занимающимися низшими формами военной деятельности» [133]. Рыцарь на этом рисунке использует «низкое» и бесчестное оружие против безоружного человека. Но стрелки в текстах также традиционно служат зрительными ориентирами, указывающими, наподобие знака NB, на значимые разделы. Здесь наш взгляд скользит по нижней части страницы и следует за указующим жестом фигуры вверх, туда, где Ланселот ухаживает за дамами и сражается с другими мужчинами на коне, а не подкрадывается к ним сзади.

Этот мотив снова встречается в той же рукописи, на этот раз с рыцарем в роли жертвы, в романе «Поиски Святого Грааля», где Персеваль встречает прекрасную девицу в ладье (илл. 53). Сверху на рамке,