Маргиналии средневекового искусства: эссе об истории и культуре - Майкл Камил

Эдуард II, хохочущий до колик над своим придворным, более того, художником, и выставляющий себя дураком – это вполне типично для средневекового юмора. Этот же монарх заплатил двадцать шиллингов своему повару, «потому что он ехал перед королем и часто падал с лошади, над чем король от души смеялся». Такой жестокий фарс встречается повсюду в маргиналиях, сделанных придворными художниками на полях рукописей, предназначавшихся для тех же покровителей из числа элиты. Огромные суммы денег тратились на профессиональных артистов, и они тоже изображаются на полях, в пространстве социального разграничения между элитарными зрителями и их слугами и лицедеями.

Фокусники, танцоры, жонглеры и музыканты изобилуют в английских рукописях конца XIII века, иллюминованных в так называемом придворном стиле. Пример такой книги – Псалтирь, написанная для Альфонсо, сына Эдуарда I, перед его смертью в 1284 году, в которой на одном поле изображена чудесная сцена игры обезьяны с тарелками [150]. Мода на профессиональное музицирование в маргиналиях достигает своего апогея в красочной Псалтири Латтрелла, написанной для мелкого дворянина, где «высокие» и «низкие» инструменты сочетаются на одной и той же странице (илл. 54).

В этих случаях невозможно согласиться с традиционным взглядом на маргинальные изображения как на негативные образы, символы мирских грехов [151]. То, что при дворе развлечения не воспринимались в моралистическом духе Августина, доказывается огромными средствами, которые тратились на таких увеселителей законодателями моды XIV века и особенно самой короной. К 1290 году, например, расходы на свадьбу английской принцессы с Жаном Брабантским включали выплаты 426 менестрелям, выступавшим во время празднеств [152]. Матильда Мейкджой, saltatrix, то есть танцовщица-акробатка, получила в 1296 году крупную сумму за выступление перед двумя наследными принцами, тогда еще детьми. Акробатки, такие как Матильда, нарисованы на полях Смитфилдских Декреталий – судебника, написанного около 1330 года в Италии, но иллюминованного в Лондоне [153]. Скоморох, которого очерняла Церковь в XII веке, здесь был ценным и высокооплачиваемым слугой, входившим в иерархию менестрелей, начинавшуюся с трубачей и заканчивающуюся личными арфистами королевы.

Опять же, для понимания смысла этих сценок развлечений важна их аудитория. Для молодого принца Альфонсо, чья Псалтирь полна обезьян и барабанщиков, система координат придворного ритуала и зрелища легитимировала эти разряженные тела как достойные его внимания. Противоположным примером служит часослов, изготовленный в Льеже для набожной пары, связанной с орденом бегинов. Здесь те же самые телодвижения и женская гибкость, которые прославили Матильду Мейкджой при дворе, становятся символом унижения proprium corpus («достойного тела»), описываемого в тексте выше (илл. 55).

Другая важная категория маргинальных фигур включает в себя обычных домашних слуг, несущих блюда и подающих еду для пира, как это показано на полях французского романа XIII века (илл. 61). Вспотевшие слуги и бытовая суета замка, конечно, не упоминаются в блистающем мире, описываемом в текстах рыцарских романов. Эта реальность вторгается только на поля рукописей. На полях Псалтири Латтрелла, написанной для сэра Джеффри Латтрелла из Ирнхема, Линкольншир, в 1320-х годах, изображены его домашние слуги, готовящие роскошные яства, которые подадут на стол через несколько страниц. Я уже писал о том, что на полях этой Псалтири фигурируют не только famuli, или домашние слуги, сэра Джеффри, но также и его свободные и несвободные арендаторы, занятые привычной земледельческой работой [154]. Остается без ответа вопрос: находились ли художники его Псалтири также под его юрисдикцией? Или они были вольны изображать его работников по своему усмотрению – как недокормленных, угнетенных на вид рабов (такими видят их некоторые интерпретаторы)? Свидетельства Псалтири Латтрелла говорят об обратном, поскольку маргиналии этой книги слишком очевидно представляют мир с точки зрения владельца имения. Этот ценный предмет обладания становится своеобразным свидетельством богатства его поместья, его водяных и ветряных мельниц и домашнего скота. Когда сэр Джеффри читал такие фразы, как «Бог – Царь всей земли»[25] и «Да радуется поле и все, что на нем»[26] в своей Псалтири, он мог заглянуть на поля страницы и вспомнить о доходах, которые приносили ему собственные земли (илл. 62).

Илл. 61. Дамы наблюдают за рыцарями в буквице, внизу снуют слуги. «Тристрам». Национальная библиотека, Париж

Илл. 62. Вывоз урожая и крестьянин с ярмом на шее. Псалтирь Латтрелла. Британская библиотека, Лондон

Такое социальное прочтение, возможно, объясняет и бытование в готических книгах более распространенных маргинальных мотивов, таких как собака, преследующая зайца, которая даже в неиллюминованных рукописях часто появляется на обрамлении первой страницы. Это, несомненно, должно было символизировать и воспевать искусство псовой охоты, которая была не только привилегированным времяпрепровождением аристократии, но и политическим вопросом в то время, когда многие лорды расширяли свои лесные владения за счет крестьян. Кролики, столь вездесущие в средневековом маргинальном искусстве, служат экономическими, а также сексуальными символами, поскольку их мясо и мех пользовались большим спросом. Права на охоту регулировались землевладельцами только ради собственной выгоды [155]. В 1285 году, в период экспансии экономики поместий, Вестминстерский статут расширил право лорда на огораживание общинных земель. Даже в следующем столетии, в век переворотов, перенаселения, голода и чумы, животные символы здорового помещичьего хозяйства – собаки, зайцы, олени и кролики – продолжают охоту на фоне цветущих пейзажей на полях аристократических рукописей.

В ряде случаев сами поместные документы, фиксирующие законы и юрисдикции, проиллюстрированы на полях, как в случае жалованной грамоты от 10 июня 1291 года, в которой король предоставляет Роджеру де Пилкингтону различные права, «чтобы никто не вступал на земли для охоты там или не брал что-либо в данных угодьях без разрешения Роджера» (илл. 63) [156]. Тридцать две фигуры различных зверей – птиц в верхнем поле и четвероногих в нижнем – это собственность, защищенная документом и его печатью. В левом нижнем углу изображен егерь со своими собаками. Словно бухгалтерская книга в картинках, поля становятся местом для регистрации прав собственности как здесь, так и – не столь буквально – в Псалтири Латтрелла.

Илл. 63. Запрещенная добыча. Хартия, жалующая право охоты, 1291 г. Музей Фицуильяма, Кембридж

Илл. 64. Молодого человека подводят к «Вратам ада». Часослов. Бодлианская библиотека, Оксфорд

Илл. 65. Фрагмент оборотной стороны илл. 64