Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках - Ксения Гусарова

прессе. В то же время на этом примере наглядно видна трансформация гендерных и визуальных норм: первое появление хищной птицы на дамских головных уборах косвенно подтверждает постепенную относительную нормализацию более агрессивной женственности в этот период, а нарушение классического идеала пропорций, наблюдаемое в фигуре совы, соответствует преобладанию в женской моде рубежа веков огромных шляп.

Чучела, украшавшие модные дамские головные уборы, вовсе не обязательно были сделаны из останков одной-единственной птицы, которым при помощи таксидермических приемов было придано максимальное жизнеподобие. Зачастую декор представлял собой ассамбляж из перьев, условно воссоздававший очертания птицы, или совмещал фрагменты тел птиц различных видов, скомбинированные таким образом, чтобы добиться идеального «модного силуэта». В целом модная таксидермия отличалась от естественно-научной большей свободой репрезентации, акцентом на эстетический эффект и экспрессию. Однако различия не стоит преувеличивать: чучела на шляпах также должны были соответствовать критериям жизнеподобия, хотя последние в этом случае понимались более широко. В свою очередь таксидермические изделия натуралистов должны были выглядеть привлекательно, а при их изготовлении использовались далеко не только «естественные» материалы. Помимо прямых фальсификаций, когда чучела редких и исчезнувших видов производились из более доступного сырья, весьма распространена была практика комбинирования фрагментов тел различных животных одного вида, в особенности крупных млекопитающих, шкура которых при охоте на них зачастую получала многочисленные повреждения. Некоторые дефекты, возникшие при добыче животного или вследствие невозможности сохранить мягкие ткани, восполнялись воском, глиной и другими материалами, отверстия в шкуре зашивались, а выцветшая окраска воссоздавалась живописными средствами.

В целом изучение таксидермических практик позволяет увидеть, как идея «природы» конструируется в материальной плоскости. Собиранию таксидермического объекта предшествовало препарирование тушки, для чего в шкуре делались разрезы – она буквально раскраивалась «по фигуре» животного. Разрезание и сшивание шкуры при изготовлении чучела напоминает работу с тканью в индустрии моды, а в особенности создание меховых модных изделий, в которых мех фактически приравнивается к разновидности текстиля. Во всех этих случаях момент конструирования и его материальные следы – швы – традиционно скрывались, чтобы придать телу животного или модному телу впечатление «естественности», гарантируемое единой гладкой поверхностью. В конце XX века деконструктивистское направление в моде осуществило пересмотр модного идеала, буквально распустив его по швам и перекраивая самыми немыслимыми способами, чтобы продемонстрировать произвольный характер эстетических конвенций. Параллельно с этим значительное количество современных художников в своем творчестве обратились к таксидермии, подчеркивая во многом отталкивающую материальность некогда привлекательных образов «дикой природы» и неестественность предпринимавшихся таксидермистами попыток остановить время (Lange-Berndt 2014).

Подобный «деконструирующий» взгляд мог быть направлен на костюм и украшавшие его таксидермические изделия исторически: в то время как кто-то восхищался тем, что превратившаяся в боа чернобурая лисица лежит на плечах модницы «как живая», другие наблюдатели фиксировали отталкивающее впечатление, вызываемое мордой животного с раскрытой пастью и стеклянными глазами. Многие негативные комментарии могли быть связаны с недостаточно мастерским изготовлением таксидермического объекта, однако критерии жизнеподобия и эстетической привлекательности были весьма подвижны, испытывая значительное влияние идеологических установок комментатора. Отзывы натуралистов нередко выдают профессиональные амбиции авторов, указывают на конкуренцию различных школ таксидермии и желание укрепить собственный авторитет за счет выявления и разбора чужих ошибок. Модные обозреватели на протяжении XIX века склонны были критиковать чересчур заметные, вызывающие наряды, оберегая тем самым границы «хорошего вкуса». В число «сомнительных» трендов неоднократно попадали изделия из материалов животного происхождения: шляпы с чучелами животных и птиц, особенно более крупных видов, перьевая отделка всего туалета. Осуждение «неестественного» декора, безусловно, могло быть связано и с позицией комментатора по вопросу прав животных. Основателю британской Гуманитарной лиги Генри Солту среди многих других проницательных замечаний принадлежит критика меховых изделий, невидимая «лоскутность» которых, по его мнению, наглядно иллюстрирует сумбурность и непоследовательность этических представлений современного общества.

Несмотря на важные идеи и инициативы зоозащитных движений второй половины XIX – начала XX века, нельзя не отметить отчетливые мизогинные обертоны большинства высказываний в этом поле. Женщины, включавшиеся в борьбу за права животных, своим примером опровергали гендерные стереотипы об эмоциональном вырождении под влиянием моды, но зачастую воспроизводили их в собственной риторике, осуждая не разделявших их ценности модниц[347]. Разоблачение модной жестокости, которое предполагало срывание метафорической маски утонченной элегантности и обнажение скрывающейся под ней монструозности, структурно соответствовало более раннему дискурсу о лживости моды, согласно которому поверхностная красота (визуальный эффект, достигаемый благодаря одежде, косметике и парикмахерскому искусству) непременно таит под собой уродство. В XIX веке, в контексте развития коммерческой культуры, в частности все более изысканного украшения прилавков и магазинных витрин, распространилось мизогинное сравнение одетого женского тела с куском мяса, завернутым в красивую бумагу или перевязанным декоративными ленточками. Выраженное в этой фигуре речи циничное понимание отношений полов лишь укрепилось в контексте сексуальных революций рубежа веков, «ревущих двадцатых» и 1960-х годов. К середине XX века сравнение (все менее одетой) женской плоти с мясными изделиями стало общим местом массовой культуры и рекламы, в то же время поставляя материал и для эстетских высказываний, таких как фотографии Ги Бурдена для французскогоVogue.

Мне кажется важным подчеркнуть, что антимодный феминизм в своих разоблачениях зачастую повторяет то самое патриархальное насилие, которому пытается противостоять, критикуя тиранию неестественных идеалов красоты. Меж тем срывание буквальных или метафорических покровов отнюдь не всегда предполагает доступ к истине. Как показывает проведенный французским антропологом Ноэли Виаль анализ лексики, используемой в мясной индустрии, разделка туши парадоксальным образом описывается как «одевание» (фр. habillage, англ. dressing) – подлинная природа и происхождение мяса здесь камуфлируются культурной фикцией. Представляя собой первый шаг на пути кулинарной обработки (материального и символического преображения) природного «сырья», мясные продукты также, если не более, далеки от «естественности», как и таксидермические объекты, воссоздающие облик животного за счет поверхностных эффектов.

В этом смысле изучение таксидермии способно пролить свет на меру «истинности», присущую модным практикам в их визуальном аспекте: и в случае чучел, и в случае модных силуэтов, местом конструирования идентичности является поверхность тела, которая подвергается всевозможным техническим манипуляциям и служит экраном, на который проецируются эстетические конвенции – но это максимальная «природность», на которую способна культура. Примечательно, что в эпоху расцвета таксидермии в конце XIX – первой половине XX века модное тело часто сравнивалось с морфологией домашних животных, искаженной селекцией, но не с теми образами дикой природы, которые конструировали чучельники для крупнейших естественно-научных музеев. Я же предлагаю перенести фокус внимания на эту параллель, в том числе и потому, что мода вдохновлялась все теми же образами дикости, порой непосредственно присваивая их в виде таксидермических объектов (чучел птиц на шляпах, меховых горжеток с головами, лапами и хвостами животных).

Попытки примерить на