«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

самой структуре женского организма. Поэтому, если при бороновании борноволоком был мальчик, то его садили «на вершину», если же, что, правда, бывало редко, роль его выполняла девчонка или женщина, то она не садилась «на вершину», а в пешем виде «пехтурой» вела под уздцы первую лошадь. Этот завет старины осмеливалась нарушать только Настенька-черепановская, у которой вообще были замашки в поведении мужские, за что её и относили к категории «полубаб» (деревенское определение гермафродита), но и то, когда видели её «на вершине», то зубоскалили и кричали: «Эй, ты, Настя, Настя, смотри …» и дальше следовало предостережение, которое по нужде можно выслушать, но нельзя передать словами.

У Атманского была специально обученная для поездки верхом амазонки лошадь и особой формы седло для женской посадки на нём не «по мужичьи». Это обстоятельство, как видно, успокаивало теченцев насчёт опасения за организм амазонки, но опять возникал вопрос: «как это она не падает». На деревне бывало, что и мальчишки, и мужики ездили так верхом «наодносторонку», но ездили не так быстро, а амазонку они видели иногда мчащейся быстрым галопом. Вот как задачи выдвигала жизнь для умственной деятельности теченцев.

Обычно бывало так, что Атманский для себя брал лошадь у знаменитого в Тече земского ямщика Ивана Петровича Кокшарова из его резвачей, и под вечер в направлении к Бродокалмаку, в сторону бора, направлялась парочка верховых – мужчина и женщина. Подобную картину мы потом наблюдали в качестве иллюстрации к роману М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Что только было в этом случае в Тече, особенно среди женской половины нашего общества! Начиналось с детей, которые обычно играли на еланке около дома. Какая-нибудь Дунька или Манька, лишь только завидит верховых, стремглав мчится в избу к матери, которая, возможно. заводит квашню: «Мамка, мамка, гликось: приставша-то «на вершине» едет». Мамка бросает квашню и за ворота мчится стрелой.

Бывало и так: в этот именно момент двигалось к реке шествие женщин и детей с зыбками, горшками, ложками, поварёжками, которые они «чередили» по реке, и вот раздавался истошный крик: «бабы, приставша едет «на вершине»! Ну, тут уже начиналось столпотворение вавилонское! Все бросали и бежали к дороге. «Девша, девша, гликось: ноги то у ней припутаны, от чё она и не падает!» И пошли разговоры об амазонке с разными прикрасами, на что так таровата была девственная ещё тогда фантазия теченцев, не ограниченная никакими коррективами размышления и рассудка.

Случай с амазонкой это был один их эпизодов, которые взбудоражили теченцев и заставили их мысли работать по-новому, в сторону от дедовских устоев. А что было с ними, когда они видели ручного журавля Габриельса, который расхаживал по Тече и заходил в лавку Новикова, где его угощали «прениками». Бывало так: едут с поля жнецы и видят «его» гордо расшагивающим по селу. Остановятся…. «Что за притча! Как это так: в поле у болот иногда их пытается ловить, и ничего не выходит. А тут: накось тебе! Сам идёт в руки!»

А что было в Тече, когда летом проходи через неё караван верблюдов. Что было у мостика, через который они проходили ползком. Крик, суматоха! Началось с того, что девки, которые у мостика полоскали бельё и купались, издали увидевши таких страшных зверей, которых никогда не видали, побросали всё: и бельё и свои рубахи и спрятались в огороде. Мальчишки смелее: скорее ознакомились с верблюдами и начали даже дразнить их, а те плевались. Толпа теченцев, как окружила караван у мостика, так шла за ним по всему селу и проводила и за село. Это был для теченцев урок по природоведению.

А сколько разговоров было, когда в Течу случайно зашёл фокусник из цирка. В саду у псаломщика Покровского, глухо защищённом базарными лавками, он за пятаки и гривенники дал один концерт – сеанс. Были немногие, зато разговоров было много: и о том, как он по канату ходил со столом в зубах, особенно же о том, как он набивал себе в рот куделю-паклю, зажёг её, помешивал палочкой, а потом вытягивал изо рта разноцветные ленточки.

Нет! Жизнь в Тече становилась всё мудрёнее и мудрёнее. Она взбудоражила мозги теченцев и колебала их дедовское мировоззрение: «бытие определяло из сознание». Главные движущие силы прогресса, каковыми были деятели просвещения и медицины, вкупе со случайными факторами его, о чём шла речь выше, готовили теченцев к восприятию тех идей, которые принёс 1917 г.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 647–652 об.

Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.

«День сегодняшний» и «день вчерашний» Течи

[1963 г. ]

В июле 1914 года я в последний раз в жизни обозревал Течу в таком виде, в каком я наблюдал её в детском, юношеском и в начале взрослого возрасте виде. В душе воспоминание с новой яркостью возникали одно за другим и закреплялось в памяти на всю жизнь. И вот через сорок семь лет, в 1961 г. я вновь посетил Течу и с охватившим меня нетерпением устремился обозревать все те места, предметы и всё, что память моя хранила от тех отдалённых времён. Но теперь я уже стал, в возрасте, который принято называть глубокой старостью. А вот память не хочет мириться с этим: она свежа, она всё прошлое рисует так, как будто бы оно только что совершилось. Так Теча в 1961 г. и в 1914 г. предстала предо мной, как сегодняшний и вчерашний день, в едином комплексе переживаний.

Этому своему приезду в Течу я решил придать итоговое значение, в отличие от мимолётных наездов в [19]20 и [19]30 годы: приехал ещё раз посмотреть на Течу и распрощаться с ней навсегда. Тогда в [19]20-[19]30-е годы в Тече были ещё родные – мать, умершая в 1926 г., и сестра, а теперь родных никого не было, а оставались только кое-кто из близких знакомых, главным образом – из соседей.

Большинство прежних знакомых, например, из семьи нашего соседа Савелия Фёдоровича Клюхина, ещё в [19]30-х годах перебрались в город Копейск около Челябинска. О ком не спросишь из своих знакомых: где он? – ответом было: на копях. Это было своеобразное переселение народов. Некоторые из переселенцев приезжали в Течу только в гости: летом за ягодами и грибами, или на рыбалку. Некоторые из переселенцев сумели хорошо устроиться на новом месте. Так, Михаил Клюхин, внук Савелия Фёдоровича, пробился на работу бухгалтером, построил себе на копях дом, завёл хозяйство и имел даже «Москвича». Выходцы из Течи и их потомки приезжали в Течу с должностями то