«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

чтобы раздобыть лошадь для извлечения «Москвича» из грязи и доставки его обратно в Кошкуль. Туда же с такой же просьбой явился и Валентин Иванович. Лошадь была дома, и «Москвич был возвращён в Кошкуль. Мы были обречены гостить у «чернотропов», как по прозвищу называли кошкульцев.

Погода прояснилась к обеду, дорогу пообдуло и мы решили двигаться не на Сугояк, а на Бродокалмак, т. к. дорога на Сугояк была лесом и грязь, можно было думать, была непроходимая. И вот мы в Бродокалмаке. И раньше это было богатое большое село с ярмаркой в Прокопьев день 8-го июля. Сюда в детстве я приезжал с отцом на ярмарку с маслом, шерстью, мотками (пасынками) чёсанного льна. Теперь это был районный центр. Самым большим зданием раньше здесь была двухклассная школа повышенного типа, в которой заведующим был Григорий Иванович Буткин. У него было два сына, которые кончили курс Уфимской дух[овной] семинарии. Один из них, Николай, кончил, кроме того, Казанскую дух[овную] академию и до [19]30-х годов [был] настоятелем Шадринского собора. Была ещё дочь – Елизавета – предмет воздыханий Н. Н. Мавровского. Она училась в женской гимназии, очевидно, в Челябинске. В Бродокалмаке раньше жила семья мельника Егорова, очень культурная. Жена его – Мария Яковлевна – устраивала вечера, была участницей спектаклей. Одним словом, играла в Бродокалмаке такую же роль, какую в Тече играла жена земского начальника Елизавета Ивановна Стефановская. Она была инициатором различного рода культурных мероприятий. Когда была коронация, то в Тече Буткины и М. Я. Егорова давали концерт – отрывки из оп[еры] Глинки «Иван Сусанин»: Григорий Иванович, помнится, пел «Чуют правду», а Мария Яковлевна – «Ты не плачь, сиротинушка». Около волости была устроена сцена из пологов, а на сцене поставлены берёзки – сцена в лесу. Мельник Егоров, культурный человек, потом пропил мельницу и всё своё состояние, опустился до того, что летом спал на улице в обществе козла. Мне удалось его видеть, когда его этапом (почему – не известно) провозили в больницу к Алексею Семёновичу. Весь он опаршивел, на голове вместо волос были плешины и нечто похожее на пух, руки у него тряслись. Была у них дочь – Нюрочка. Она летом приезжала гостить к о[тцу] Анатолию, т. к. была родственницей этих Бирюковых. Она была очень милая девочка, но такие семейные условия, очевидно, не прошли для неё даром. Передавали, что она в пору зрелой юности, поскользнулась, травилась и спустилась…. Когда со стороны Течи подъезжаешь к Бродокалмаку, то верстах в 5-ти от него не доезжая по тракту находилась Егоровская мельница, в которой, между прочим, была сделана посадка сосен рядками – это был редкий случай искусственного разведения леса в наших краях.

Когда мы проезжали через Бродокалмак, я старался тщательно рассмотреть те места, с которыми были связаны воспоминания. Мне удалось увидеть в прежнем виде: кладбище и неподалёку от него фельдшерский пункт. Я узнал дом, в котором жил о[тец] Михаил Золотавин. Церковь была разрушена. С трудом я рассмотрел среди новых больших построек здание 2-х-классного училища. Было выстроено много новых зданий, среди которых старые затерялись или были разрушены, и я был дезориентирован: я не нашёл дома «Решихи», торговки кожами, не нашёл дома знаменитого ямщика Малькова, я не нашёл производства гончаров при выезде из Бродокалмака. Сосны в б[ывшем] загородке мельника Егорова стали бором.

Мы ехали по дороге, хорошо мне знакомой. Дорога лесистая, интересная. Лес подрос, но в одном месте берёзы переживали болезнь и были голые. Тракт был запущен и дорога была не важная. Я с трудом узнал Осолодку и Панову. Как мне показалось, в Пановой осталось немного домов. Мы подъехали к мостику около Течи. Он мне показался маленьким и жалким. На горке у мостика, справа от моста по дороге из Бродокалмака в Течу, раньше ничего не было, теперь стоит дом лесника. Загородки у Швейцарии уже не было.

Мы подъехали к Тече по дороге, которая теперь проведена по старому кладбищу. Раньше здесь стояли могучие берёзы и часовня. Кладбище было огорожено. Теперь было голо и пыльно. На дороге была поставлена дощечка с объявлением, что в селе чума свиней и нельзя их ни вывозить, ни ввозить. Мы заехали к Андрею Павловичу Постникову. В кухне у него стояла швейная машина, хорошо знакомая нам с того времени, как мы приходили на примерку одежды, которую шил нам его отец – Павел Михайлович.

На другой день мы ездили с Андреем Павловичем на Красную горку, Поганое и Чесноковскую мельницу. Утром мы ходили на «Штатское» и «Поповское». В маленьком леске была расположена база с горючим. Кругом разбросаны были жестяные бочки, деревья исковерканы, кругом была грязь. В Баклановский бор глубоко проехать не удалось из-за совершенно испорченной дороги. Доступ к реке был воспрещён.

Андрей Павлович жил в деревянном доме на Зелёной улице, а свой кирпичный дом в Макаровке он продал Татьяне Павловне. Мы повидали Татьяну Павловну, Матрёну Сергеевичу и Марию Николаевну. Не удалось мне в этот раз увидать Константина Пименовича и Михаила Аркадиевича. Андрей Павлович в это время чувствовал себя не важно. Женой у него была дочь Степана Фёдоровича Лебедева – Надежда Степановна. С Андреем Павловичем мы виделись последний раз: он вскоре умер.

Обратно мы ехали на Челябинск, но другой дорогой, а не той, по которой мы ездили раньше через деревню Попову. Мы проезжали через б[ывшую] казачью станцию Есаульскую. Около Челябинска нам встретилось много озёр. Дорога была плохая. В Челябинске я был примерно через 30 лет, когда в нём не было ещё никакого строительства. Теперь всё было по-новому, и я совершенно потерял в нём всякую ориентацию. Что мне бросилось в глаза, то это то, что улицы показались мне узкими по сравнению со свердловскими. В городе были расклеены афишы о концерте К. И. Шульженко. На обратном пути мы проехали через Надыров мост и место, где раньше была Караболка. Где-то здесь были истоки реки Течи. Места эти были на славе, на Надыровом мосту, вернее около него был приют для девочек, а около Караболки – кумысный курорт.

* * *

1957 г.

На этот раз мы подъехали к Тече со стороны Сугояка, повторив до него дорогу первого приезда.

Жалкую картину представлял Сугояк: многие хорошие пятистенные дома разрушались. Церковь сохранилась, но была превращена под склад. Церковный дом был на половину разрушен, а на половину превращён в магазин. Садик перед ним и сбоку – разрушены. Сохранился великий тополь. Около дома – всё голо. Хороший вид у озера. Оно, очевидно,