Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

именно — всем сердцем. От всего сердца должно идти покаяние, В. II 2 4, IV 2 5, П. VII 4, VIII11 3, от всего сердца вера, от всего сердца служение Богу, П. VIII 6 2, исповедание Господа, П. IX 14 6, даже в страдании, П. IX 28 2. Истинная вера в том, чтобы все свои заботы возлагать на Господа, В. IV 2 3, чтобы доверять его всемогуществу, В. IV 2 6. В этом заложено чудесное мужество, θάρσος В. IV 1 8, великая радость.

К наиболее замечательным местам принадлежит 10-я из его заповедей: против печали (λύπη), сестры нерешительности (διψυχία) и угрюмости (όξυχολία). Уже Иаков осуждал склонность к сомнению и нерешительность; что угрюмость противна христианству, разумеется само собою, но то положение, что печаль есть злейший из всех духов, 3. X 1, 2, что она огорчает и изгоняет духа святого, 3. X 2, 2, это положение для самого Ерма является неожиданным и неслыханным. Однако именно в этом он и доходит до высоты истинно евангельского воззрения: светлого христианского настроения, исходящего из уверенности в победе добра; того настроения, какое Господь внушает своим ученикам в противоположность фарисейству, смотрящему на все угрюмо, и какое Павел на закате жизни изображает в своем завещании Филиппийской общине. У Ерма эта внутренняя радость проявляется, вместе с тем, и во внешней веселости. Замечательно, какую большую роль играет эта веселость (ἱλαρότης) у человека, по природе своей настроенного угрюмо — кстати, отметим это, как признак того, что мы имеем здесь дело с греческим, а не с восточным благочестием. Весел ангел наслаждения и соблазна, П. VI 1, 6, так же весел и пастырь, ангел покаяния, П. IX 9, 7, а в его обществе и сам Ерм, 10, 1; веселы добродетели, 10, 7, и с ними Ерм, 11, 5; веселой является ему церковь, В. I 4, 3, и веселость ее возрастает по мере того, как христиане становятся лучше, В. III 10, 4 сл., ср. 9, 10; Ерм радуется при виде ее, В. IV 2, 2, радуются все христиане, когда получают весть об отсрочке суда, В. III 3, 1. В веселии служат Богу, 3, V 1, 2; веселость есть признак великодушия, μακροθυμία, 3. V 2, 3; радостен дух святой, дарованный людям от Бога, 3. X 3, 3; радостно должно быть и все вокруг человека, 3. II 4, П. IX 10, 3. Эти видения и откровения не рисуют нам мрачной апокалиптической картины; однако, не потому, чтоб Ерм, энкратит, сам по себе был веселой натурой, но потому, что он приобрел и развил в себе эту внутреннюю радость и веселие благодаря своей вере.

Ерм плохой моралист, но несомненно сильный нравственный характер. Было бы неблагодарной и недостижимой задачей воссоздать его этическую систему. Как неясны его представления, например, в вопросе о значении страдания! То он признает его стимулом покаяния, В. IV 2, 5, П. VI 2, 6; 3, 6, то видит в нем действительное искупление грехов, В. II 3, 1. П. VII 4, иногда он отделывается от этого вопроса чисто внешним образом: он должен страдать, как отец, потому что только таким путем его дети могут быть приведены к покаянию, П. VII, 3, — мысль, которую мы слишком переоценили бы, отожествляя ее с высшей моральной идеей об искупительном страдании невинного. При определениях, вроде, например, определения наслаждения, τρυφὴ П. VI 5, 5: «Для человека является наслаждением все, что он делает охотно», наш добрый Ерм запутывается так, что ему приходится пользоваться в высшей степени искусственным подразделением во избежание вывода, что добровольное совершение добрых дел есть также недозволенное наслаждение, 5, 7. Но мы можем оставить без внимания подобные промахи в систематизации, связанные с недостатком философского образования; для нас важно то, что для Ерма является характерным настойчивое подчеркивание внутреннего настроения; здесь существо дела лежит не в системе, но в непосредственном нравственном чувстве.

Правда, некоторые его фразы звучат как opus operatum, например: следует умилостивлять Бога, В. 12, 1; можно совершать добрые дела сверх заповеданных, П. V 3, 3. Но все это совершенно отступает на задний план перед наблюдаемой в нем тенденцией — оценивать душевные настроения выше их внешних проявлений. О конкретных делах христианской любви он говорит сравнительно мало — к этому мы еще вернемся, — но тем чаще перечисляет он то, что можно назвать духовными добродетелями и пороками: страх Божий, воздержание, простодушие, невинность, честность, правдивость, целомудрие, долготерпение, благоразумие, миролюбие, умеренность, а с другой стороны: неверие, распутство, непослушание, обман, уныние, злоба, сладострастие, печаль, ложь, неразумие, злословие и ненависть. Если Ерм пытается при этом группировать добродетели и, например, четыре из них — веру, воздержание, стойкость и терпение — выделяет из остальных как главные; если он старается одну добродетель вывести из другой; если он так решительно ставит веру и страх Божий во главе всех своих заповедей, то этим он обнаруживает понимание того, что сила всякой нравственности имеет свою последнюю основу в благочестии. И с этой же точки зрения важно прежде всего искреннее стремление сердца к Богу. Отсюда само собою вытекает во всех отношениях правильное душевное настроение, а из последнего, в свою очередь, с внутренней необходимостью следует правильный образ действий. В этом Ерм так твердо убежден, что его проповедь покаяния постоянно сводится к увещанию очистить сердца и обратить их к Богу.

Этот взгляд Ерма сказывается также в том способе, каким он пытается мотивировать свои назидания. Правда, и здесь он часто очень неискусен и неумело соединяет мотивы совершенно различной ценности. Иногда он опускается до тривиальности: например, в вопросе о том, что богатых должно побуждать к щедрости соображение гигиенического характера, ибо невоздержность в еде так же вредит плоти, вследствие излишка пищи, как голод — вследствие недостатка в ней, В. III 9, 3. Или же он исходит из христианской надежды о воздаянии в будущей жизни, В. III 9, 5, V 7, II 1, 5, и настойчиво подчеркивает, что Бог исполняет свои обетования, а также и внемлет частным молитвам, П. V 3, 9, лишь при соблюдении его заповедей, В. V 7, П. I 7. Поэтому для Ерма является вполне естественным — представлять истинно-христианское поведение, как нечто выгодное и полезное для самого человека (σύμφορον, συμφορώτερον), П. I, 5, VI 1, 3, X 4, 9, причем иногда он становится в прямое, но, конечно, бессознательное противоречие с идеей нагорной проповеди о трудности истинного пути, 3. VI 1, 4,