Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

стремились составлять программы и распространять альбомы; московская панк-группа «Чудо-Юдо» впервые выпустила какую-то запись только в 1989 году, даром что возникла более-менее одновременно с «Посевом». У Летова же был подход ботаника-архивариуса – человека, который прилежно выписывает в тетрадку дискографию любимой группы, подчеркивая недостающее; просто теперь отдельная полка в его коллекции была уготована собственному творчеству.

Этот рачительный коллекционерский подход к своему наследию останется с Летовым навсегда. Когда в конце 1980-х он познакомится с Олегом «Бертом» Тарасовым, который станет одним из ключевых пропагандистов «Обороны» в Москве, Летов первым делом распишет для него на листе тетради в клеточку свою дискографию, добавив туда те же «Посевы» и даже альбомы «Запада». «Примечания после названий интриговали: понятия мини-LP, ЕР и сайд-проджект ранее сочинскому лошку не встречались», – самокритично вспоминал Берт об этом опыте. Чуть позже едва ли не главным манифестационным документом Летова станет текст под названием «ГрОб-Хроники» – подробно аннотированная дискография всего, что успел к тому моменту записать лидер «Обороны». Уже в 2000-х Летов посвятит колоссальное количество времени реставрации и восстановлению своих старых записей для переизданий. Ну и так далее.

Сочинение собственной музыкальной истории, пережившее множество итераций, сопровождалось, в том числе, и небольшими фальсификациями – в частности, в конце 1980-х Летов выпустил под видом древнейших записей «Посева» и «Гражданской обороны» их версии, значительно переделанные с поправкой на свой более классический этос и звук: с рычащим вокалом, мясистыми соло, целенаправленным перегрузом и прочими уже отточенными приемами. Почему-то Летову была очень важна собственная цельность, последовательность: «Я всегда был такой», – повторял он в разные периоды жизни, радикально меняя мнения, союзников, позиции. В применении к первым записям это означало сразу быть жестким, грязным, правильным: «Как только начали играть – оказалось, что это гаражный панк самый чистейший. То есть образца 1960-х, типа Seeds. Причем мы ни на кого не опирались».

Меж тем, первые записи «Обороны» с исследовательской точки зрения интересны как раз тем, насколько много у них точек опоры. Анемичный серф («В эту ночь»); рабочий oi-панк («Не смешно»); сиротливый вальсок с женским вокалом («Старость – не радость»); домотканый ска («Жирный кайф»); басовитый минимализм «Зоопарка» и «Детского мира» (в тот период на гитаре Летов еще играть не умел и первые свои хиты сочинил на басу) – во всем этом чувствуется вполне безобидный, почти детский восторг экспериментаторов. Здесь уже есть установка на краткость, емкость, прямоту, но еще почти нет ни стремления к единству действия, ни экзистенциальных задач за пределами песен.

А еще здесь много смешного – и кажется, будто это по большей части заслуга нового летовского напарника. О том, как он увлекся роком, Константин Рябинов рассказывал следующую историю: «Я как-то нашел журнал, а там была фотография, по-моему, даже не панка, а какого-то просто концептуалиста в таком белом балахоне, с куском сырого мяса на цепи на шее. И написано было, что это панк такой. Музыка такая бескомпромиссная, совершенно безумная какая-то. Как раз то, что надо». Интереснее всего здесь то, что, как установил музыкант и исследователь Иван Смех, эта фотография была опубликована в сатирическом журнале «Крокодил» – в статье под названием «Мясные украшения» (абсолютно летовский образ), где рассказывалось о появлении в США и Британии «нового поколения джазовых (sic! – прим. А. Г.) групп», которые называют себя «шпана-рок». «В ход идут такие трогательные названия, как, например, „Микробы“, „Мертвяки“, „Диктаторы“, „Проклятые“ или даже „Душители“, – ерничал безымянный автор материала. – Не отстают и туалеты (так в тексте – прим. А. Г.). Участники уже упомянутой нами группы „Микробы“ выступают, вымазавшись с головы до ног в арахисовом масле. Явиться на выступление без масла на физиономии и штанах считается дурным вкусом и нарушением дисциплины».

Иными словами, «Крокодил», одной из идеологических функций которого было бичевание западной культуры и ее советских подражателей, представлял панк как нечто несусветно-смехотворное, а именно такой тип юмора был свойственен Кузьме Рябинову. С его появлением в песнях Летова возникает новый пласт – карнавальный, раблезианский: жирные сосиски, сиськи, письки, блев, пердеж, понос-апофеоз и прочие скатологические материи. Если песни «Посева» местами смешны, потому что обаятельно-наивны, то ранние вещи «Гражданской обороны» смешны, потому что так задумано, и смех этот вполне себе от пуза. Некоторые шутки остались с ними на всю жизнь. «Абсурд, который являлся сутью нашего бытия, принципа восприятия мира, сущностью отношений, выливался во всевозможные дикие формы, – рассказывал Летов. – Следуя определенному самопровозглашенному регламенту, мы сами придумали себе нарочито дурацкие, кондовые имена: я – Егор Дохлый, а Костя – Кузьма УО».

Творили они тогда, например, так: блуждали по пустой квартире, кто-то выходил из кухни, произносил фразу, другой в ответ что-то кричал из туалета или комнаты, где производилась запись – в итоге получилась песня «Открове». Наверное, самая показательная вещь этого периода – даже не «Зоопарк» с его регги-романтикой, а «Детский доктор сказал: „Ништяк“», результат полноценного сотворчества Летова и Рябинова (вообще, есть ощущение, что именно тогда, в 1984–1985 годах «Гражданская оборона» была в наибольшей степени равноправной группой). Концептуалистская инвентаризация реальности через высказывания разнообразных абсурдных персонажей – где-то между Хармсом и художественными альбомами Ильи Кабакова; странный полудетский, полухипповский язык: «Узюм», «Ро», «Вощще»; общее впечатление веселой и какой-то уютной бессмыслицы – такого у Летова дальше почти не будет.

К слову, это одна из песен, где появляется персонаж по имени Клалафуда, и это тоже интересный кейс с точки зрения того, откуда Летов с Кузьмой берут свои чепуховины. Тлалафуда-Тлалафу – так звали героя детской передачи, выходившей на советском радио в конце 1970-х; синопсис ее звучал буквально так: «Великий путешественник Тлалафуда-Тлалафу совершает путешествие в Страну хлюпажей. Хлюпажами жителей этой страны назвали из-за того, что они во время еды громко хлюпали и чавкали. Бедняги очень переживали по этому поводу». Легко представить себе, как Константин Рябинов зачитывает этот текст своим типичным декламаторским голосом, из которого как бы все время норовит выскочить смешок.

То был период бурных поисков языка и звука, смены составов, постоянной фиксации нового материала и перепридумывания старого. Летов с Кузьмой сочиняли стремительный панк и параллельно записывали с братьями Рожковыми свободные джемы, больше похожие на продукцию тех же Recommended Records. В январе 1985 года «Гражданская оборона» представляла собой дуэт; к осени у группы были звукорежиссер, а также двое дополнительных вокалистов – Андрей «Курт» Васин и будущая жена Рябинова Ирина.

Как Летов чувствовал себя в ту пору, хорошо видно по письмам, которые он писал Валерию Рожкову – несколько десятков сохранившихся посланий Рожков передал Александру Кушниру, а тот, в свою очередь, поделился ими со мной. Когда читаешь их подряд, чувствуется, что автора все время шатает из эйфории в отчаяние. Он то и дело пишет о том, что в Омске