Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Ближе к порту публики на улицах было больше. Отовсюду слышна музыка; из растворенных дверей ресторанов, из кафе… Рестораны всюду! На каждом углу, а то и на всех четырех углах каждого перекрестка… Всюду много мужчин в военной форме… Чуть не больше всего – в иностранных формах. Рестораны и кафе полны нарядными молодыми женщинами, говорящими по-русски. В центре города, ближе к порту, толпы военных всех стран. Большинство – в обществе молодых, нарядных женщин, говорящих на всех языках. И все или идут в ресторан и кафе, или выходят из них веселые и беспечные. А оттуда всегда несется музыка или пение, то бравурное и веселое, то грустное, полное печали… Даже черномазые великаны-сенегальцы ходили по улицам под руку со своими подругами. В ресторанах все столики всегда заняты. За некоторыми сидят молодые офицеры в старой русской форме и, подражая иностранцам, громко разговаривают, требуют напитки и заказывают музыкантам играть что-нибудь душещипательное!.. За выпитое вино нередко просят подавальщицу: «Запишите, Шурочка» или: «Кися, заплати, я скоро получу с американца за проданные жемчуга и верну тебе свой долг…»

Всем хотелось хоть немного пожить, как прежде… Хоть только тут, на глазах у других. А дома все равно ничего нет, кроме дощатой комнаты да кровати, на которой белье не менялось уже месяцы. В этих кафе и ресторанах можно услышать все новости. И про Добровольческую армию, и про курс валюты. Тут же происходит купля и продажа остатков русского богатства. Продавцы не всегда продают свое, а чаще взятое у знакомых или родственников на «комиссию»… И вот сидит в ресторане, потребует бутылку вина и сидит за ней несколько часов, поджидая богатого иностранного покупателя, продавая все, чтобы не умереть с голоду. Но иностранные покупатели, прежде чем купить, меняли свою валюту на обесцененные ими же кавказские деньги и ими уже платили столько, сколько хотели… Они были сыты, и спешить им было некуда! А голодные продавцы ждать не могли! И поэтому продавали последнее, что у них было: бриллианты, золото, фамильную серебряную посуду, драгоценные старинные текинские ковры, меха… А иностранцы ничем не брезговали. Покупали и шелковые старинные шали, и тонкое постельное – полотняное – белье, и даже платья… Целые пароходы уходили из Батумского порта, нагруженные русским добром, проданным за ничего не стоящие бумажки закавказской валюты (временной)! Перед тем как большевики заняли Тифлис, Батум был более пуст, чем после нашествия неприятеля. В нем осталось только то, что иностранцы не захотели купить и унести на пароход!.. Но куски мрамора, чугунные решетки с кладбища, мебель орехового дерева, куски инкрустации, картины и даже церковные Царские врата были скуплены, погружены на пароходы и увезены за границу «покупателями»…

Нашла знакомых. Рассказала, что не могла найти хорошей комнаты, а сняла какой-то вагон с кроватью, чтобы спать.

– Это вам повезло! Многие, за неимением комнаты, спят прямо на пляже, – сказали мои знакомые. – Все лучшие дома и гостиницы заняты иностранцами. Они чувствуют себя «победителями» в побежденном городе и не стесняются с нами… А что останется, то для нас… Даже негры-солдаты всегда идут по тротуару и ни за что не уступят дорогу ни женщине, ни старику. Прямо сталкивают с тротуара!.. А что они делают с нашими женщинами и девушками! У них много денег. Они кормят их, голодных, в ресторанах… Все это, конечно, довольно просто и понятно… Но, если не смотреть на все это и не замечать сытых красных рож, то и здесь жить можно… И даже лучше, чем в Тифлисе. Как-то здесь и есть меньше хочется! Да и одежды теплой не нужно; квартиру топить тоже не нужно. А турки привозят в своих «фелюгах» кукурузные лепешки, каймак, дыни, арбузы, яйца, иногда и баранину, и продают все страшно дешево! Но и тут эти «победители» наложили свою руку!.. Не позволяют им продавать без своего разрешения, считая это контрабандой.

Мне все нравится здесь – море, купание в нем, вечный прибой. Даже бури с волнами, заливающими берег. Живу в вагоне-сарайчике. Вернее, только прихожу туда спать. А днем валяюсь на пляже. Решила съездить в Баку за вещами. Да кстати узнать, как дела «транспорта», а потом вернуться сюда опять! Уж очень мне все тут нравится…

Приехала в Баку и узнала, что от «транспорта» ничего не осталось… Но как же так? Где же все имущество транспорта? Ведь были же хотя бы грузовики для перевозки продуктов и публики. Была контора!

– Все пошло с торгов за долги, – заявил Алексей.

– А где сотни тысяч рублей членских взносов?

– Все пошло туда же!.. Но вот зато теперь четверо нас открываем новое и верное дело! Это уже будет последнее! Взнос всего пять тысяч рублей за пай! Хочешь войти?..

– Какое еще дело?

– Конфетная фабрика!! Люди всё честные, порядочные! Я ручаюсь за них!

– Спасибо! Я на пять тысяч столько куплю конфет, что вы в год их не съедите.

– Напрасно ты не соглашаешься! Я тебе говорю – верное дело и приносит хороший доход!

– Тина, купи у меня кулон! Алексей не дает мне денег, – сказала Нина, когда Алексей ушел из дому. – У меня нет ни копейки своей! Не с чем в город пойти!

– Тина Дмитриевна, вас просят к телефону – сказала Даша. Я подошла. Звонили из какой-то гостиницы. Спрашивали, знаю ли я Анну Калинину. Я хотела ответить отрицательно. Но незнакомый женский голос перебил меня:

– Я племянница отца Смирнова, Нюра! Пожалуйста, приходите сюда! Я все расскажу вам… – В голосе было столько отчаяния, что я, не колеблясь, ответила согласием. Фаэтон подвез меня к гостинице, о существовании которой я никогда не подозревала.

– Здесь госпожа Калинина? – спросила я в конторе гостиницы.

– А, это вы будете госпожа Семина, которую ждет Калинина?

– Да, я Семина! А что случилось с Калининой?

– Мы ничего не знаем! Она приехала сегодня ночью из Энзели с ребенком, который плачет все время. Должно быть, больной. Жильцы жалуются, что спать никому не дает… Мы попросили ее найти комнату где-нибудь в другом месте, но она сказала, что у нее нет денег заплатить за номер и уговорила нас вызвать вас сюда. Говорит, что вы все устроите…

Хозяин проводил меня до дверей комнаты, где жила Нюра. Нам открыла молодая, страшно бледная и худая женщина.

– Я Нюра Калинина – племянница отца Смирнова! Я сегодня ночью приехала из Персии с сыном. Ему шесть дней всего…

На кровати лежал сверток и слабо «скрипел». Нюра подошла и