«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

144

Там же: «За несколько дней до праздника можно было видеть толпы женщин и девчонок, которые тащили на реку зыбки, ухваты, сковородники, квашёнки, деревянные латки. За ними тащились гурьбой дети. На реке это имущество «чередилось»: протирали песком, по нескольку раз обмывалось в реке, просушивалось и обратно сносилось домой. Дома полы протирались песком, пороги скоблились ножом, рамы обтирались. Всё это носило общее название – «чередить».

«Спасов день» праздновался в том же порядке, что и «Девятая»: некоторое различие было только в порядке богослужения. Во-первых, богослужение совершалось в летнем приделе. Этот придел, его оборудование было детищем протоиерея Владимира Бирюкова. Здесь был устроен новый иконостас и новая роспись икон мастерами екатеринбургского «богомаза» Звездина. Иконостас блестел позолотой, а иконы на нём были расположены в четыре яруса. У двух клиросов стояли массивные иконы в оправах с позолотой. Царские врата имели украшения в виде листьев и цветов, тоже в позолоте. Амвон был выше, чем в других приделах, а задняя стена алтаря имела форму ниши, в которой стоял за престолом массивный семисвечник. На стене против царских врат была икона, изображающая Нагорную проповедь, а по бокам её и над дверями с юга и севера в овалах тоже были иконы. Вверху в куполе просвечивало изображение Бога-отца Саваофа. У правого клироса стоял аналой с иконой Спаса – Нерукотворенного Образа. Эта икона символизировала праздник «Первого Спаса». В этом приделе было много света и воздуха, а для притока свежего воздуха южная дверь открывалась настежь. Народ стоял и в церкви и в церковной ограде около правого клироса среди памятников усопшим. Посредине придела висело массивное паникадило, подвешенное цепью к потолку. Вся эта церковная обстановка делала праздник торжественнее других праздников.

Во-вторых, особенностью этого праздника было то, что на богослужении пел хор. Семьи священнослужителей были большими, а дети их голосистыми, и из них составлялся полнокровный хор с басами, тенорами, альтами и дискантами. Находился и свой регент. Пение было партесное и на уровне какой-либо городское церковки. Показателем этого служит то, что к празднику разучивался даже концерт, правда, из года в год один и тот же» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 128–132.

145

В очерке «Престольные праздники в Тече» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Это была колоритная картина, хотя и не такая помпезная, как у И. Е. Репина [автор имеет в виду картину «Крестный ход в Курской губернии» – ред.]. Несли иконы, хоругви к мостику, где обычно устраивалась над водой палатка на мостках, с парусиновым пологом вверху. Были отдельные любители нести хоругви из б[ывших] трапезников. Как всегда в толпе преобладали женщины, а среди них выделялись «богоноски». Мужички в зипунах чаще всего шли сзади, или по бокам. Мальчишки приводили на водопой лошадей, сидя верхом на лучшем коне и заводили лошадей в реку, когда заканчивалось водосвятие. Девушки, одетые в лучшие свои одежды, держались общества женщин, а парни всегда оставались парнями, норовящими «приухлестнуть» за своими «милками»» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 132–133.

146

«Дед Егор» – вымышленный персонаж в очерке В. А. Игнатьева. В «свердловской коллекции» воспоминаний автора в составе «Автобиографических воспоминаний» имеется более поздний очерк «Философские размышления и рассказы деда Егора о своём житье-бытье «хрестьянском», в котором автор кроме описания народных бедствий приводит разные замечательные явления и события, повторяющиеся в разных очерках, и в конце задаётся вопросами, которые в очерке из «пермской коллекции» отсутствуют: «В девятьсот пятом малость поволновались, но притихли. И опять в четырнадцатом заварили кашу. И что надо? Земли у нас своей много. Что надо ещё? А вот людей берут и берут: уж и родить некому. А извещения об убитых идут и идут. На этом размышления деда Егора были прерваны. Ответы на его вопросы стали давать уже события октября 1917 года» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 394. Л. 14–27.

147

Вася Бобыкин, Пешков и Чесноков (ред.).

148

В очерке «Школьники» в составе «Автобиографических воспоминаний» (1965 г.) в «свердловской коллекции» автор уточняет: «Школа тогда находилась в частном доме – на втором этаже полукаменного дома Павла Андреевича Кожевникова на восточной улице от тракта. В школе было страшно тесно, и меня посадили на парту у самой доски. Около парты, как сейчас вижу, стоял мой первый учитель, только что вернувшийся из «солдат», б[ывший] ученик Елизаветы Григорьевны – Григорий Семёнович Макаров. Он помогал Елизавете Григорьевне: она делала объяснения, а он, так сказать, закреплял материал. Конкретно, например: она покажем нам букву «М», а он тренирует нас в чтении.

… От первого года обучения у меня осталось мало воспоминаний, кроме того, что было в школе тесно, неуютно. Осталось в памяти только вот что. Когда мы уходили из школы на обед, то в ней оставались только мальчики из ближайших деревень: Черепановой и Баклановой. Они, конечно, шалили: возились, шумели. Однажды я пришёл с обеда немного раньше и был свидетелем такой картины: ребята подняли беготню по партам, дверь отворилась и вошёл Павел Андреевич с ремнём, а ни моментально «нырнули» под парты. Павел Андреевич был инвалид: у него одна рука была «сухая», в ней он и держал ремень» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 389. Л. 80–81.

149

honoris causa – по-латински почётный.

150

Стихотворение «Кто он?» поэта А.Н. Майкова.

151

Об участии школьников в церковном богослужении автор рассказывает в очерке «Великий пост» в составе «Автобиографических воспоминаний» (1965 г.) в «свердловской коллекции» воспоминаний: «Когда я учился в школе, нас, школьников, водили на первой неделе Великого поста в церковь «говеть». Мы собирались в школу без сумок и отсюда нас, построенных парами, наша учительница Елизавета Григорьевна Тюшнякова и её помощница Елена Степановна Шерстобитова при первых ударах великопостного колокола утром и вечером водили в церковь. Нас становили в церкви в проходе в летний придел, между приделами зимним, который (проход) на зиму глухо закрывался от летнего придела целым иконостасом икон, наглухо изолирующим зимние приделы от летнего, чтобы оттуда не пронимал холод. Мы стояли здесь зажатые в мрачной нише. Над нами висел мрачный свод звонницы,