Мать Тереза. Вера творит чудеса - Жан-Мишель ди Фалько

— Матушка, как финансируются ваши учреждения?

— Мистер Томас, а кто-нибудь просил вас прийти ко мне?

— Никто, матушка, я сам понял, что это мой долг.

— Вот таки другие приходили ко мне и говорили то же самое. Так и складывается мой бюджет.

Мать Тереза спешно отделывала Дом Чистого Сердца, обставляла его для открытия. В обеих палатах поставили раскладушки и носилки почти на самом полу. Никакой другой мебели. Проходы между кроватями очень узкие, лишь бы можно было в случае необходимости поставить аппарат для переливания крови. Все помещение по-монашески скромное, ничем не украшенное, но это было магическое место, где, по всем свидетельствам, «царили великое просветление, мир, превосходящий разумение, красота, столь же таинственная, как сама смерть».

Дом Чистого Сердца называли приютом смерти, и действительно большинство его постояльцев было обречено, не имело шансов выжить. Но смерть смерти рознь. Мать Тереза восстала против равнодушия, с которой жители Калькутты смотрели на умирающих посреди улиц беднейших своих соседей. Отчего это: от крайней бедности, от недоразвитости страны? Не только. В других краях, с более мягкими нравами, двадцатый век сделал смерть ужасающе обыденной. Речь не только о жестокой смерти в концентрационных лагерях, тюрьмах или во время одной из массовых боен во имя каких-то якобы высших целей, а просто о смерти. На Западе она стерилизована. У нас все реже умирают дома и все чаще в больнице, окруженные совершенно безличным персоналом. Семья, по горло занятая делами, редко присутствует в момент роковой развязки — тот момент, когда умирающий, сражаясь с неотвратимым, хочет чувствовать поддержку, участие, любовь. Против этой-то дегуманизации мать Тереза и решила раз и навсегда бороться.

Для нее, убежденно верующей, смерть — только переход к бессмертию. Она желает, чтобы все мы разделили эту надежду: «Если растолковать людям, что смерть — это возврат к Богу, они перестанут ее бояться. Людей пугает, что с ними будет, и они не хотят умирать. Тут же и угрызения совести: я-де мог поступать лучше. Чаще всего кто как жил, так и умирает. Смерть — не что иное, как продолжение жизни. Только одна жизнь завершается, мы оставляем смертную оболочку, но сердце и душа наши живут вечно. Все религии верят в другую, вечную жизнь. А теперь смерти боятся те, кто думает, что это конец». Затем и нужны такие учреждения, как Дом Чистого Сердца: «Теперь людям не страшно. Они знают: есть место, где их примут. Это место отправления. Нирмал Хридая — истинное сокровище Калькутты. Здесь нет отчаявшихся, изгнанных, голодных. Мы каждому даем то, что ему нужно по вере его: слово, молитву, яблоко, хлеб, сигарету или просто человеческое присутствие».

Главное для матери Терезы — дать бедным из бедных прежде, чем они предстанут перед Создателем, несколько мгновений мира и блаженства. Надо, насколько возможно, облегчить их страдания, а прежде всего — дать им любовь, любовь и еще раз любовь. Как говорит основательница ордена, «если бедняки наши подчас умирают от голода, то не потому, что Бог о них не позаботился, а потому, что мы с вами ничего им не дали, не стали орудием любви в руках Божьих, потому что не узнали Его — Господа Иисуса Христа, — когда Он вновь явился нам в скорбном облике всеми брошенного человека».

Чтобы исполнить свою миссию, мать Тереза и ее помощницы должны были с самого начала явить настоящее мужество и полнейшее самозабвение. Ведь они столкнулись с нищетой и страданием в их самом безобразном и отталкивающем виде. Как правило, умирающие, которых доставляли в Нирмал Хридая, были отвратительно грязны. Их конечности нередко бывали поражены гангреной, изъедены червями. Перевязывая больного, сестре придется увидеть, как вместе с грязным бельем мясо слезает с костей. Чтобы работать в Доме Чистого Сердца, нужны закаленная душа и непобедимая вера.

Моника де Уэртас приводит тому пример, не нуждающийся в комментарии. «Однажды, придя в больницу, две сестры услышали, как некий больной громко ругает санитарок, обходивших его постель. Сестры спросили, что с ним. Он служил в порту, вел надзор за разгрузкой судна, и один тяжелый тюк упал на него. Перелом загноился, началась гангрена, вскоре он должен был умереть. Сестры подошли к его постели, он стал ругать и их:

— Санитарки ко мне не подходят, никто не подходит, а вы что подошли и нос не зажимаете? Или вони не чувствуете?

— Чувствуем, конечно, но мы думаем и о ваших страданиях. То, что вы терпите, так тяжко, что вонь против этого ничто.

Больной попросил, чтобы его перевезли в приют матери Терезы. Там он и умер на другой день — умер в мире».

Каждого больного сразу же мыли и чистили, оказывали первую помощь. Ведь среди сестер матери Терезы было немало врачей и санитарок, отказавшихся от блестящей карьеры, чтобы служить обездоленным. Потом больных отвозили в палату. Там сестры смотрели за ними, ходя от койки к койке, особо задерживаясь возле тех, кто готовился испустить дух. Миссия монахинь ордена кроме прочего и прежде всего — духовная. Больного надлежит подготовить к переходу в иной мир, ободрить его, посоветовать предать дух свой Богу. Одна из сестер свидетельствует: «Они чудно, так чудно умирают с Богом. Мы еще не видели ни одного, кто отказался бы попросить у Бога прощения и сказать: Я люблю тебя, Боже мой!»

Духовная поддержка не означает прозелитизма или попыток крестить умирающих без их ведома. Цель матери Терезы — помочь каждому умереть согласно его религии. Будучи ревностной католичкой, она инстинктивно уважает Другого и его веру. Не ее дело ссыпать в закрома ду́ши человеческие, вести счет тем, кого она привела к «истинной вере». Она выше подобных расчетов, которые извратили бы самую суть ее миссии, и не позволяет себе никого судить: «У Бога свои средства и способы работать в сердце человеческом, и мы не знаем, насколько кто близок к Нему. Но из дел их мы можем узнать, Его они или нет. С Ним ли мы, видно по тому, как мы живем. Нет у нас права осуждать, судить, говорить слова, которые могут огорчить. Может быть, кто-то никогда и не слышал о христианстве. А мы кто, чтобы судить?»

Достаточно признать Христа в каждом страдающем человеке — все прочее не так важно. Важно, чтобы каждый мог обрести Бога на своем собственном пути: «Каждому человеку, в меру благодати, которую Бог дал этой душе, Он позволяет всякой душе тварной встретить Его, принять Его или отвергнуть».