Мать Тереза. Вера творит чудеса - Жан-Мишель ди Фалько

игрушки. Это был большой и бесполезный, на взгляд монахини, расход. Детям нужны были не игрушки, а еда и одежда, книжки и тетрадки. Поэтому мать Тереза предложила новой подруге собрать вокруг себя людей или организации, каждая из которых могла бы взять на содержание одного или нескольких детей. Собранные таким образом приношения покрыли бы расходы на проживание и обучение сирот. Затем эта система распространилась и на иностранных помощников ордена, благодаря средствам которых детей удавалось не удалять из привычной среды. Но чтобы исполнить свой долг, недостаточно дать денег. Мать Тереза просила своих местных и дальних помощников о другом, и ее просьба очень проста, но страшно трудна для исполнения: «Мне не нужно, чтобы вы мне давали от избытка своего. Мне не нужно, чтобы вы давали лишнее. Бедным не нужны ваша жалость и снисхождение. Им нужны от вас любовь и доброта. Больше всего недостает ощущения, что они кому-то нужны, что их кто-то любит. Их гложет чувство изгнанничества, вызванное их бедностью. От любой болезни есть лекарство и режим. Но для тех, кто никому не нужен, не находится ни рук, готовых служить, ни любящего сердца. Вот я и не думаю, что эта страшная болезнь излечима. Можно жаждать любви не меньше, чем пищи. Подчас легче дать тарелку риса, чем умирить одиночество и отчаяние того, кого не любят в собственной семье. Бедным нужно, чтобы мы признали в них достоинство. Мы должны быть им благодарны, что они позволяют нам служить себе. Бедные дают нам гораздо больше, чем мы им».

Основание первой группы помощниц для матери Терезы как раз было случаем поведать о том, о чем она хотела. Она желала, чтобы ее благотворители не просто помогали сиротам, как десятки и сотни других учреждений, а полюбили их, признали в них людей, жаждущих любви и человеческого достоинства. Более того, она перенесла это поучение на всех бедных, которыми занималась, повсюду провозглашая, что они достойны уважения, безмерного уважения, что их следует почитать и любить.

Мать Тереза глубоко привязана и к институту семьи — истинной ячейке христианской жизни для мирян, — а потому отнюдь не препятствует усыновлению и удочерению питомцев Нирмал Шишу Бавана индийскими или иностранными семьями. В первое время она уделяла особенное внимание тому, чтобы калькуттских сирот принимали обеспеченные или бездетные семьи, тем более что такая политика помогала ей бороться с весьма распространенными в индийском обществе предрассудками, касающимися кастовых перегородок. «Ведь по кастовой системе мои сестры, мои дети, да и я сама принадлежим к неприкасаемым. Поэтому когда одного из наших детей принимают в лоно индийской семьи, для здешнего общества это нечто невероятное. А по индийским законам усыновленный становится кровным родственником семьи усыновителя — нигде больше в мире это родство не считается таким тесным».

Принимая и воспитывая сирот, добиваясь их усыновления, мать Тереза борется и с абортами. Она их решительная противница, чем заслужила прочную репутацию консерватора. Будучи верна церковному Преданию, она считает любое прерывание беременности преступлением. Больше, чем преступлением: для нее это нравственная язва, говорящая об отчаянии тех, кто считает аборт возможным: «Если в иных богатых странах дошли до того, что разрешили аборты, я скажу, что они беднее бедного». И далее: «Страна, разрешающая аборты, — страна духовной нищеты. Мать соглашается убить свое дитя, поэтому что ей нужнее смотреть телевизор или завести новую машину, чем кормить и воспитывать ребенка. Раз матери убивают своих детей, как всем нам не перебить друг друга? Какая разница? Никакой. Человеческое сердце никогда не должно дерзнуть на убийство живого существа. Жизнь — это жизнь Божия внутри нас. В зародыше тоже есть эта жизнь Божия. Я верю, что вопли младенцев, которым не дали жить, доходят до слуха Божьего. Жизнь — величайший дар Бога человекам». Нужно признать факт: чтобы протестовать против абортов и бороться с ними, давая кров подкидышам, мать Тереза не дожидалась ни шестидесятых, ни восьмидесятых годов. Ее борьба началась с самого низа уже в середине пятидесятых, и самой матери Терезе ее усилия никогда не казались ничтожными: «Может быть, то, что мы делаем, — капля в море, но если бы мы этого не делали, морю не хватало бы нашей капли».

Именно таким образом она заставляла замолчать критиков из числа иных благонамеренных калькуттских католиков. Ей не прощали независимого духа, бьющей через край энергии, оттенявшей кое-чье бездействие. Например, около детского приюта она поставила котелки с рисом для голодных и неимущих. Это уж слишком, заявила одна местная монахиня: мать Тереза портит бедняков своим милосердием. На это последовал разящий ответ: «Я порчу бедных, а вы, значит, в своих колледжах для избранных, портите богатых. Как я могу не подражать Господу своему, не давать даром то, что даром получила?» Бывшая директриса школы в Лорето Хаус знала, о чем говорит. Много лет, пока Бог не призвал ее нести служение в трущобах, она жила на привилегированном положении. Пойдя утешать всякую скорбь, она просто исполняла веление Бога, милостивого, но и требовательного. И если это раздражает кое-каких дам, привыкших иметь «своих» бедняков, знать именно их нужды, то ей это все равно. Она выше критики и предрассудков.

В частности, мать Тереза ярко показала это, решив служить изгоям еще одного рода. На улицах Калькутты она много раз встречала прокаженных — париев из париев, потому что для индусов они понесли от богов кару за грехи свои, а значит, помогать им — все равно что противиться божественной воле. Вот почему жертвы этого страшного бича живут в полной изоляции. Один из них, уроженец Калькутты, кратко описал это состояние: «Несколько лет назад я был очень важной персоной. У меня был кабинет в большом доме. В кабинете был кондиционер, рядом люди, ловившие на лету мои желания. Когда я выходил из кабинета, все кругом кланялись. У меня была большая семья. Но как только они узнали, что я прокаженный, все вдруг переменилось. Не стало ни кабинета, ни кондиционера, ни дома, ни семьи». В 50-е годы в Индии, как и по всей Азии, все еще свирепствовала страшная бацилла, открытая в 1874 году норвежцем Арманером Хансеном. Ее набегам способствовали отвратительные гигиенические условия жизни населения. К тому же многие жертвы болезни далеко не сразу узнавали, что поражены этим бичом: ведь инкубационный период проказы может продолжаться несколько лет. Первая стадия заболевания — невыраженная проказа. У жертвы болезни на коже одно за другим выступают бесцветные пятна, они перестают чувствовать жар и боль. Толькс при какой-нибудь случайности (ожог, ушиб и т. п.) больной