Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

Константин начал издеваться над своей молоденькой супругой еще до свадьбы: вламывался к ней в спальню под грохот барабана еще затемно, заставлял «держать караул» у постели, заламывал ей руки, кусал, в общем – истязал как мог.

Венчание ничего в поведении Великого князя не изменило. Он требовал, чтобы жена непременно бывала на «учениях» в манеже, где любимым «аттракционом» для супруга была стрельба из пушек живыми крысами! Анна Федоровна от этого зрелища падала в обморок, что необычайно веселило Великого князя.

Несчастная Великая княгиня проводила дни и ночи в рыданиях, но самое худшее ждало ее впереди. Будучи по своей натуре балбесом-фельдфебелем, Константин Павлович в личной жизни вел себя соответственно. Он не чурался связей со шлюхами самого низкого пошиба, и все закончилось тем, чем и должно было закончиться: Константин Павлович наградил жену венерической болезнью.

Несчастная готова была умереть от стыда и позора; она терпеть не могла своего мужа-садиста, но, запуганная и сломленная, боялась пожаловаться свекру – Императору Павлу Петровичу. Лишь только Александр Павлович и его жена Елизавета Алексеевна знали перипетии этой трагической «семейной жизни», сочувствовали, но ничем помочь не могли. Анна Федоровна мечтала о разводе, но боялась о том даже заикнуться!

Перелом наступил после смерти Павла I. За восемь дней до его убийства в Михайловском замке Анна Федоровна родила мертвого ребенка. Передавали, что эта смерть очень опечалила Императора Павла, якобы даже намеревавшегося посадить Константина под арест!

Когда на Престол взошел Александр Павлович, то очень быстро Константин Павлович пустился, что называется, во все тяжкие. Он все больше и больше отдалялся от жены и со временем совсем перестал с ней видеться. Хотя он числился Наследником Престола и носил титул «Цесаревич», но совершенно не интересовался такой перспективой. Он занимал пост командующего польской армией, находился большую часть времени в Польше, где чувствовал себя вполне спокойно. Там он увлекся молодой польской красавицей Иоанной (Жаннет) Грудзинской (1795–1831), дочерью польского графа Антона Грудзинского.

Константин пренебрег всеми своими династическими обязанностями, родовым долгом и добился от Брата-Императора согласия на развод с Анной Федоровной, который и был оформлен Царским манифестом 12 мая 1820 года. Через некоторое время Великий князь женился на Жаннет, получившей титул «княгиня Лович».

А как же реагировала Анна Федоровна? Никак. Она еще в 1801 году вырвалась из «семейного ада» и навсегда покинула Россию. Александр I позаботился о ее имущественном положении, и материальных неудобств Великая княгиня не испытывала ни до формального развода с Константином в 1820 году, ни после. Большую часть своей оставшейся жизни она провела в Швейцарии на вилле «Буассьер» около Женевы…

Семейная жизнь Николая Павловича являла полную противоположность семейному укладу старших братьев. Прожив в браке тридцать восемь лет, он никогда не только не раскаивался в своем выборе или уж тем более тяготился им, но и был всегда счастлив.

Любимая жена и дети – это был тот нерушимый бастион, та тихая обитель, где всегда находила пристанище душа Императора Николая I. Там он отдыхал, там он получал заряд жизненной бодрости и оптимизма даже в те моменты, когда в окружающей действительности разглядеть что-то светлое было уже почти и невозможно.

Великосветский мир был слишком распущенным и злоязыким, чтобы примириться с образцовой семейной жизнью Императора. «Свобода нравов», возобладавшая в «блестящий век Екатерины», а затем лишь расцветшая в царствование Александра I, формировала весьма растяжимые представления о нормах семейной морали. Потому так пристально и пристрастно вглядывались в обиход Царской Семьи, стараясь отыскать там «факты» и «приметы», подтверждающие то, что было так желанно и понятно. Потому и «находили» там то, чего не было на самом деле, но то, что, казалось, оправдывало великосветскую двойную мораль, а по сути – аморальность.

О Николае Павловиче современники, не говоря уже о последующих «интерпретаторах», пустили в обращение много лживых измышлений. Может, самые непристойные и совершенно бездоказательные, но уверенно произносимые инвективы о его «бурных» любовных увлечениях. Некоторые при этом, без тени сомнения, называли Смольный институт чуть ли не личной «племенной фермой», «гаремом»; приводились иногда и имена «фавориток».

При этом ничего подлинного; лишь слухи, сплетни, которые возникли еще при жизни Николая Павловича. Их производство, что называется, на поток первым поставил пресловутый миллионер-революционер А. И. Герцен. О некоторых образчиках лживого «варева» ниже придется еще говорить…

Николай Павлович не был романтической натурой; ему не были присущи ни отвлеченная мечтательность, ни лирическое самоотречение. Он был настоящим мужчиной, не умеющим произносить красивых фраз о любви, но способным любить по-рыцарски, беззаветно, навсегда. Поэтому практически отсутствуют его любовные послания, но сохранился образец его супружеской жизни.

Через много лет Александра Федоровна, вспоминая день свадьбы с Николаем Павловичем, запишет в дневнике, что тогда «с полным доверием отдала я свою жизнь в руки моего Николая и он никогда не обманул этой надежды!».

Помимо Николая I Династия Романовых времен Империи, т. е. с Петра I, оставила еще лишь два примера полноты, безыскусности, совершенства семейных отношений, явленных внуком Николая Павловича – Императором Александром III и правнуком – Царем-Мучеником Николаем II.

Подобное безукоризненное супружество не есть только показатель «полноты чувства» по отношению к своим избранницам, которое несомненно существовало. Одновременно это и показатель их абсолютной преданности Вере Христовой. Перед Лицом Господа у алтаря они клялись в верности своим суженым, а измена – это не только факт морального падения, но и клятвопреступление. На подобное святотатство никто из них не был способен…

Невеста Николая Павловича принцесса Шарлотта Гогенцоллерн отбыла в окружении свиты на встречу со своим женихом 31 мая 1817 года. Ее провожал отец, Король Фридрих-Вильгельм III, и все прусское высшее общество. Матери, Королевы Луизы (1776–1810)[50], уже не было в живых; она скончалась за несколько лет до того, предсказав Шарлотте завидное будущее.

«Моя дочь Шарлотта замкнута в себе, сосредоточенна, но, как и у отца, под холодной, по-видимому, внешностью бьется горячее сочувствующее сердце; вот причина, по которой в ее обращении проглядывает нечто величественное. Если Господь сохранит ее жизнь, я предчувствую для нее блестящее будущее». Предвидение матери оправдалось вполне.

В январе 1813 года семью Короля увидела фрейлина Императрицы Елизаветы Алексеевны графиня Р. С. Эдлинг (1786–1844); из девочек ей особенно запомнилась младшая. Графиня вспоминала: «Дочери производили впечатление сиротства, от которого терпело их воспитание, но милая наружность и детская доброта принцессы Шарлотты предвещали ей счастливую будущность».

Принцессе Шарлотте к моменту отъезда из Германии не исполнилось и девятнадцати лет; душа ее была полна мечтаний, но и страхов хватало. Про Россию ее родственники и придворные редко отзывались с симпатией; многие считали,