Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

2 мая было выдано целых двадцать три ордера на арест подозреваемых виндзорских «черных» браконьеров. Уолпол договорился с военным министром об отряде конных гренадеров для сопровождения Нанна обратно в лес, а сам Нанн купил 8 фунтов пороха и 12 фунтов пуль (потратив 2 фунта и 7 шиллингов). В ночь на 3 мая захватили двадцать одного подозреваемого[201], которых в течение следующих двух дней доставили в Лондон в фургонах под усиленной охраной. В следующие три недели состоялись дальнейшие аресты. 16 мая в город доставили еще три фургона с заключенными из районов Мейденхеда и Брэя; жители Мейденхеда, без сомнения, были поражены, увидев, как здоровенного мясника схватили на местном крикетном поле и утащили прочь. 20 мая произошли новые аресты в Бэгшоте, Эгаме и Вирджиния Уотер. К этому времени было арестовано по меньшей мере сорок «черных». Но как бы гладко ни проходила операция, случались и некоторые сбои. Уильям Шортер, арестованный эмиссаром короны, прорезал перочинным ножом деревянную стенную панель в комнате и сбежал. (Хотя его брат Роберт остался под стражей.) Еще несколько человек, обвиняемых в том, что они были главарями «черных», избежали ареста. 4 июня закончилась безрезультатно хорошо подготовленная операция в Уокингеме, проходившая при поддержке войск: «Прошляпили розыски в Оукингеме, — записал Нанн, — некоторые ушли полуодетыми. Потрачено на лесников, в возмещение их расходов, т. к. все промокли насквозь… 1 ф. 18 ш. 10 п.»[202]

Стоит отметить, что все это происходило до принятия Черного акта, который получил королевскую санкцию только 27 мая. Поэтому корона намеревалась в дальнейшем поручить рассмотрение дела Особой комиссии по заслушиванию и решению судебных дел, которая открылась в Рединге 6 июня 1723 года.

Особая комиссия заседала в присутствии барона Пейджа, барона Джилберта и судьи Дентона. Преподобный Уильям Шоу, как положено, произнес по случаю открытия заседания проповедь на текст: «Хранящий закон — сын разумный, а знающийся с расточителями срамит отца своего» (Притчи 28: 7)[203]. С делом справились за три дня. Оно было превосходно подготовлено Бэптистом Нанном. В течение месяца он непрерывно ездил из леса в Кокпит (бывшее помещение придворной арены для петушиных боев, а затем театра, где теперь заседал Тайный совет) и обратно: собирал улики, подстрекал к лжесвидетельству, то подкупал заключенных, то угрожал им. Арестованных было до прискорбия легко сломить. Каждые три или четыре дня Нанн записывал новые признания. 6 мая за гинею были приобретены показания одного арестованного против его товарищей; через два дня Нанну удалось отобрать «преступников, дающих самые полезные показания». Каждое признание приводило к дальнейшим арестам в лесу. 22 мая Берчетт, важнейший свидетель, «раскололся» в привратницкой Ньюгейтской тюрьмы, прельщенный пивом на два шиллинга; ему предстояло стать главным свидетелем и отправить четверых человек на виселицу.

За неделю до судебных процессов женам и семьям тех заключенных, которые перешли на сторону обвинения, дав показания против других обвиняемых, выделили деньги на пропитание; а четверым из тех же заключенных предусмотрительно вручили по гинее каждому, «чтобы обзавестись необходимыми вещами к ассизам[204]и выглядеть приличными людьми»[205]. Нанн (который организовал это) также проводил много времени с Пакстоном, помощником солиситора Казначейства, составляя с ним записки по делам со стороны обвинения; он рьяно прислуживал генеральному прокурору и членам Тайного совета, а особое внимание уделял отбору жюри присяжных:

Лишь благодаря его усилиям для судебных процессов было собрано более пятидесяти свидетелей[206].

Ни одно показательное судебное разбирательство не могло быть подготовлено с бо́льшим рвением. И несмотря на все это, процесс обернулся разочарованием. Ничего сенсационного не открылось. Преподобного Томаса Пауэра прятали так же тщательно, как Оливера-шпиона[207], которого, почти сто лет спустя, держали подальше от процесса Брандрета[208]. Лондонская пресса отмахнулась от этой истории, обойдясь парой строк. Доктор Уильям Стратфорд был смущен столь банальным исходом: «Суды над нашими „Черными“ закончились, и, к нашему утешению, хотя также и к нашему разочарованию, ни в одном из процессов не всплыло ничего о государственной измене или хотя бы о подстрекательстве к мятежу. У чрезвычайной комиссии не было другого дела, кроме как назначить должное воздаяние за старинный грех кражи оленей»[209]. 12 июня Бэптист Нанн поехал в Лондон, чтобы лично дать Уолполу отчет о судебных процессах[210].

«Должное воздаяние» по этим делам составило четыре смертных приговора за соучастие в убийстве сына Майлза. Еще шесть человек были приговорены к семи годам высылки на каторгу каждый (согласно закону 5 George I c.28), пятеро из них — за убийство оленей в королевском лесу или парках, один — за кражу ручного оленя сэра Роберта Рича[211]. Роберта Шортера, который, вероятно, был братом Уильяма, приговорили к трем месяцам тюрьмы за разрушение запруды частного рыбного пруда; а еще одного человека посадили в тюрьму и оштрафовали за нападение на лесника[212]. Примерно два десятка обвиняемых задержали, чтобы судить на ближайших ассизах в Беркшире и Оксфордшире. Несколько обвинительных актов вынесли против обвиняемых, уклонившихся от ареста. В разгар этого поспешного судебного «террора» вновь вступили в силу официальные ритуалы правосудия. Выяснилось, что в обвинительных заключениях, составленных в отношении трех мужчин, приговоренных к отправке на каторгу, имелся изъян. Вынесение приговора по их делам было отложено, но в двух из трех дел ошибку исправили, и приговоренных выслали решением следующих ассизов. Третий, Джозеф Могнар, потерял свой шанс на аналогичную милость, потому что уже умер в тюрьме[213].

В начале июня король Георг уехал в Ганновер. Таунсенд и Уолпол интриговали против Картерета[214], и оба государственных секретаря[215] чувствовали, что целесообразно было бы сопровождать короля в Ганновер, чтобы держать соперника под наблюдением[216]. В результате Уолпол впервые получил неоспоримое главенство в Британии. Государственными делами руководил регентский совет лордов-судей[217] во главе с архиепископом Кентерберийским. Помимо архиепископа (который, как мы увидим, должен был учитывать интересы епископа Винчестерского), одним из наиболее постоянных участников регентского совета был граф Кадоган, исполняющий обязанности главнокомандующего, чей собственный парк в Кавершеме подвергся набегу «черных»[218]. Хотя Кадоган и Уолпол смотрели друг на друга с подозрением, они вряд ли расходились во мнениях по поводу кражи оленей, так же как и другой усердный участник заседаний регентского совета, герцог Ньюкасл (в качестве лорда-камергера), так как его, лорда-смотрителя охотничьих угодий Шервуд Чейз, одолевали похожие неприятности.

Этот комитет знатнейших хранителей парков очень заботился о деталях. В частности, они хотели добиться того, чтобы преступники были повешены в цепях в Виндзорском лесу. После завершения судебных процессов Делафэй, секретарь лордов-судей, сообщил Таунсенду: «Следует надеяться, что судебные процессы против Черных излечат это поветрие, которое, возможно, могло бы обернуться эпидемией, ибо зараза начала распространяться на