Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

все новые графства. Некоторые из преступников, осужденных в Рединге за убийство, будут повешены в цепях»[219]. Повешение в цепях, когда тело оставалось разлагаться на виду у родственников и соседей, было наказанием, которого боялись больше, чем смерти[220]. При данных обстоятельствах столь жестокое наказание становилось к тому же толчком к бунту. 20 июня Делафэй спешно писал барону Джильберту — он не слышал, казнены ли уже осужденные в Рединге или нет:

Я полагаю, что в соответствии с указаниями, которые были даны вам Лордами Судьями, когда вы посещали их, вы, конечно, отдаете надлежащие распоряжения о том, чтобы их повесили в цепях. Этот вопрос снова обсуждался на встрече их превосходительств в прошлый вторник из‑за предположения, что исполнение его может послужить причиной новых беспорядков, — но их превосходительства не сочли нужным вносить какие-либо изменения в свой приказ, а оставили его в силе…[221]

Однако их превосходительства упустили свой шанс настоять на этом акте правосудия. Двое заключенных — один из приговоренных к высылке на каторгу и второй, Роберт Шортер — уже умерли в тюрьме. Пожалуй, в этом не было ничего удивительного: в своих петициях несчастные тюремные узники жаловались, что они «почти отравлены из‑за уборной», которая «очень переполнена, зловонна и экскременты переливаются через край»[222]. Похоже также, что терпение местного населения было на пределе, так что помощник шерифа Беркшира приказал казнить четверых осужденных «обычным способом», а не в цепях[223].

Эти люди не играли роли ни героев, ни сколько-нибудь убедительных злодеев. Трое из них были отцами семейств и имели в общей сложности десять детей; о четвертом нам известно лишь, что он был корсетным мастером[224]. Предполагалось, что они признались в тюрьме в убийстве сына Майлза, но сказали, что «их подтолкнуло к этому подстрекательство Ричарда Берчетта» (он свидетельствовал против них), «который предложил им чашу пунша ценой в гинею», если они пойдут к Майлзу домой и потребуют вернуть штраф и оружие, «и что у них не было намерения убить, а только попугать. Они казались очень невежественными, но умерли с раскаянием»[225]. Тем не менее палачу было трудно выполнять свой долг. Все осужденные были поражены сыпным тифом и так ослабели от пребывания в тюрьме, что одного из них «двое несли в ратушу и с помощью палача погрузили в повозку». «Отчасти из‑за болезни, а отчасти из страха смерти никто из них не мог ни говорить, ни стоять на месте казни. Более того, многие присутствующие на самом деле подумали, что некоторые из них умерли еще до того, как их вздернули на виселицу»[226].

Все это лето лорды-судьи из регентского совета, очевидно, наслаждались своим божественным правом даровать помилование, обычно принадлежавшим королю. Они утвердили приговор, гласивший, что нескольких армейских дезертиров следует расстрелять или засечь почти до смерти. Возникло одно интересное дело, проливающее свет на функционирование правосудия. Джон Ист был приговорен Бэкингемским выездным судом присяжных (ассизами) к высылке на каторгу за кражу оленей. По его делу король получил официальную рекомендацию от лорда — главного судьи Пратта, судившего Иста, об отсрочке приговора. Пратт приложил письмо от судьи Дентона (который был одним из трех судей Особой комиссии в Рединге) с искренней поддержкой этой рекомендации. Ист, как выяснилось, был осужден еще до Пратта за убийство оленя в собственном парке Дентона. Дентон удовлетворился тем, что это было первое преступление Иста: «У него нет сообщников, но, будучи пьяным и живя по соседству, он с этой целью зашел в парк». Соседи Дентона горячо настаивали на помиловании: «Я боюсь, что моя искренность или моя заинтересованность вызовут в графстве очень большие сомнения, если я потерплю неудачу в этой попытке. Если бы я думал, что в этом деле возникнут какие-либо трудности, то я бы присудил ему наказание по другому закону, но я решил, что приговор к высылке на каторгу отпугнет других…» Так или иначе, Джона Иста осудили на основании его собственного признания вины[227]. Их светлости не были тронуты всеми этими заявлениями в пользу ответчика: они не вынесли никакого судебного королевского приказа в совете, предоставив закону действовать своим чередом[228].

Остается надеяться, что репутация судьи Дентона в округе все-таки пострадала. Есть некоторые свидетельства того, что дворянству Беркшира, Оксфордшира и Бэкингемшира было не по себе из‑за истории с Пауэром (которая никогда не всплывала в прессе, но о которой, несомненно, ходили сплетни среди дворян[229]) и из‑за Особой комиссии в Рединге. Некоторых обвиняемых из числа «черных» передали из Рединга на суд Беркширских ассизов в Уоллингфорде, а также Оксфордских ассизов. И снова Бэптист Нанн старался изо всех сил; он тщательно изучил и изменил состав присяжных[230], нашел деньги для семей подсудимых, перешедших на сторону обвинения[231], и привел в Уоллингфорд двадцать семь свидетелей. Но, несмотря на все это, большинство обвиняемых были освобождены от наказания, и только двоих оставили с приговором к высылке на каторгу[232]. Еще двоих приговорили к той же высылке за кражу оленей на Бэкингэмширских ассизах (по крайней мере, один из них, Джон Ист, определенно не был «черным») и еще двоих — в Оксфорде[233]. Эти результаты далеко не оправдали ожиданий обвинения: 15 и 16 августа (отмечает Нанн) «приходил к мистеру Уолполу с отчетом о плохом ходе дела в Уоллингфорде и о сокращении расходов на содержание государственных преступников: (1 фунт 10 шиллингов 0 пенсов)». Из записок солиситора Казначейства следует, что судебные власти отложили обвинение нескольких заключенных на Беркширских ассизах в Уоллингфорде из опасения, что присяжные откажутся вынести обвинительный приговор[234].

Двое приговоренных к высылке на каторгу на ассизах в Оксфорде были признаны виновными в участии в налете на парк графа Кадогана в Кавершеме. Один из этих людей, Томас Уиллетс, осужденный в первую неделю августа, в конце ноября все еще находился в оксфордской тюрьме, и лорды-судьи получили ходатайство в его пользу, подтвержденное медицинскими показаниями Джона Лашера, профессора королевской кафедры медицины; Уиллетс был настолько ослаблен лихорадкой, из‑за которой «у него отказал желудок», что уже не надеялись, что он выживет и перенесет плавание. Это ходатайство, как и все другие прошения в пользу похитителей оленей, было отклонено[235].

Тем временем правительство винило власти Беркшира в бездействии. Уолпол счел необходимым написать напрямую одному судье, требуя более активных действий суда против «Черных и других похитителей оленей»: «Опыт показывает, что их дерзость и наглость только растут из‑за вялого судебного преследования»[236]. В декабре лорды-судьи были проинформированы о том, что коллегия судей Беркшира