Нейрофизиология для чайников. Лечение неполных травм при инсультах, ДЦП, рассеянном склерозе, спинальных травмах. Теория делинизации - Илья Николаевич Вишератин

как я сидел на улице около турника в Корткеросе и ждал, когда опубликуют результаты. Помню, как разговаривал с братом, он ещё смеялся, что я зря переживаю, ведь проходной балл для меня из-за инвалидности был низкий. Но да, я-то уже знал, на что написал. Кол.

Надо отметить, что во многом проблема была не в том, что я не мог никуда поступить, сколько в том, что я даже не пытался, и когда мои одноклассники подавали заявления сразу в десятки вузов и на несколько направлений, я лишь ограничился одной попыткой, чего делать было нельзя. Оглядываясь назад, в прошлое, я понимаю, насколько глупо я тогда поступил, но, с другой стороны, понимая то, куда привела меня моя постоянно прогрессирующая инвалидизация, не думаю, что у меня был выбор. Даже если бы я прошёл по конкурсу, учёбу бы пришлось бросить на втором или третьем курсе. Рассеянный склероз не прощает, когда пациент про него забывает и живёт одним днём, эта дорога – путь к смерти в четырёх из пяти течений заболевания.

В те годы мне было больно, я представляю их кровавыми в своих воспоминаниях. Почти полное отсутствие информации по моему заболеванию, похуизм врачей, утеря возможности адекватно ходить и стоять. Особенно много боли я испытал от своих же родственников. В восемнадцать лет я получил первую группу инвалидности, и первое, что я услышал от родителей, это не слова поддержки и понимания, сколько слова того, что я должен подписать доверенность и отдавать им всю пенсию, иначе они отправят меня в дом инвалидов. Да, именно так, в дом инвалидов. И если читатель думает, что дом инвалидов в сибирской части России это санаторий, то он ошибается. Это место для тех, кому некуда податься, место, где у человека нет будущего, бомжатник для наркоманов и алкоголиков, для тех, от кого отказались близкие родственники, и для тех, у кого нет денег, чтобы жить иначе.

Отношения с родителями вошли в крутое пике, тогда я впервые начал осознавать, что нет у меня ни мамы, ни папы, есть лишь Марина и Николай, у которых я снимаю комнату три на три метра и ем тарелку супа раз в день. Доверенность я подписал, также нашёл место, где можно обучаться дистанционно через интернет и получить корочку образца университета или же государственного образца в случае удачной сдачи государственных экзаменов по завершении обучения. После очередных склок с родителями удалось выбить лимитный АДСЛ-интернет, 250 Мб/мес. и деньги на обучение по направлению юриспруденции удаленно. Появились хоть какие-то надежды на будущее.

Обучение на удаленке стоило не дорого, шарашка называлась РИУ – Русский университет управления. Пятьдесят долларов в месяц, и тебя зачислят даже без вступительных экзаменов, но да, вся система там была построена на выкачивании бабла. Т.е. они как раз таки и отлавливали людей, коим бумажки о высшем образовании были необходимы, и отдавали им дипломы по цене две тысячи долларов за четыре года обучения. При этом сам процесс обучения можно было многократно ускорить, выполняя большее количество заданий за то же время и фактически пройти четырехгодовой курс лекций за три или же даже два года.

В конце каждого месяца обучения и после изучения ряда лекций студенту надо было пройти несколько онлайн-тестов, в случае успеха можно было проходить на следующий месяц и выполнять новые задания и изучать лекции, в случае провала прошлый месяц надо было оплачивать снова и делать тесты заново. В интернете большинство тестов, которые надо было делать, можно было купить и любые работы заказать по относительно дешёвым ценам. Я, надо сказать, довольно часто покупал ответы на тесты, потому что подчас это выходило дешевле, нежели оплачивать месяц обучения заново, и, соответственно, если в чем-то сомневался, куда проще отдать было восемьдесят рублей и купить ответы с целью проверки, нежели платить пятьдесят долларов.

Где-то там же я узнал, что такое ВКонтакте, Warcraft 3, Dota, World of Warcraft, особенно запомнил пиратский проект Samouchka, где можно было разжиться качественными книгами или видеосамоучителями на тематики цифровых технологий. Компьютер у меня был все тот же, уже трёхлетний бюджетный ПК.

Так как меня выперли из программы обязательного государственного обеспечения лекарственными средствами, написав мне в диагнозе лейкодистрофия, то ПИТРСы мне давать прекратили. О чём, к слову, я нисколько не жалею, ПИТРСы первой линии тогда несли в себе широкий спектр побочных эффектов, а то малое положительное влияние их на организм пациента с РС было крайне сомнительно. Так, например, были забавные исследования, что попадались мне на руки, в которых на статистической основе было доказано что «Бетаферон» не приводит к уменьшению скорости инвалидизации и на дистанции в тринадцать лет пациент, не принимавший «Бетаферон», будет в точно таком же положении, что и пациент, его принимавший. Т.е. технически, несмотря на то что «Бетаферон» снижал вероятность и частоту сильных обострений, скорость инвалидизации оставалась той же. Почему? Ну, скорее всего, основная побочка «Бетаферона» – грибоподобный симптом, похоже, и был основным механизмом его действия, она вызывала постоянные слабые иммунные ответы, что на дистанции просто меняло течение у пациента. Фактически меняло явно ремиттирующую форму на спектр, что будет ближе к вторично прогрессирующей форме рассеянного склероза.

Мой брат поступил тем летом в СГУ на факультет защиты информационных технологий и уехал жить в общагу в город Сыктывкар. Я ему завидовал.

Тем же летом началось осознание мной моих проблем. Тогда для меня стало очевидно, что если я хочу жить, то мне придётся искать лекарство от моего развивающегося парализующего заболевания. На врачей рассчитывать было глупо, суммарно к семнадцати годам я уже больше двух с половиной лет провёл в различных лечебных заведениях, и это не помогло никоим мне образом. Моё заболевание не лечилось, а сама нейродегенерация прогрессировала. Все, что я получал как способы борьбы с тяжёлым недугом, были лишь поддерживающие процедуры вроде массажа, ЛФК, физиопроцедур, капельниц, уколов с витаминами, и этого однозначно было недостаточно.

В тот же год, 2006-й, моё желание найти лекарство от рассеянного склероза стало принимать форму фанатизма. Столь сильное давление на меня оказывала ситуация с родителями, с похуизмом со стороны государства, с невозможностью обучения и полноценной жизни, будучи в инвалидном кресле, что я готов был землю грызть по двенадцать часов в день, но ситуацию исправить.

Но тем не менее сказать, что все было прям совсем плохо, я тоже не мог. Я несколько раз испытал к семнадцати годам устойчивую ремиссию, и часть симптомов в это время почти полностью исчезала. И если предполагать, что ремиссии не были результатом лечения, сколько были результатом какого-то непонятного третьего фактора, фактора, что просто время от времени появлялся в моей жизни и был обыденностью, какой-то совершенно сторонней вещью, на которую внимания я не обращал, то и варианты, при которых остановить нейродегенерацию я мог, у меня оставались. Вопрос был лишь в том, а буду ли я этот фактор искать и хватит ли у меня ресурсов, чтобы его найти.

То, что искать его буду, было уже данностью, то, что ресурсов не хватит, тоже. Если не найду работу и способы получения средств, меня распилят собственные родственники, примеров таких, к сожалению, я знал уже много. Закончится все плохо, умру в доме инвалидов или же при очередном обострении. С другой стороны, если не уделять затее по нейрогенезу чрезмерно много времени и сохранять часть денег на бытовые нужды, при условии хорошей работы я вполне смогу жить даже один. На этом и порешил, три-четыре часа в день на затеи по нейрогенезу, три-четыре на учёбу, остальное на деньги и на отдых.

Вот так вот я и полез в семнадцать лет снова в ту беспросветную трубу, куда никто не хотел лезть и в которой хранятся ответы на многие вопросы. Полез не потому, что заставили отец или мать, не потому что был героем без права выбора, но потому что осознание того, что героем стать придётся,