Нейрофизиология для чайников. Лечение неполных травм при инсультах, ДЦП, рассеянном склерозе, спинальных травмах. Теория делинизации - Илья Николаевич Вишератин

Часть 2

Глава 2.1. Борьба за моторный контроллер

В свои семнадцать лет для меня стало очевидно, что в больницы ездить глупо, ибо моя болезнь не лечилась тогда, и что повышенная двигательная активность организма каким-то образом способна повлиять на процессы общей физической силы. Т.е., безусловно, довольно глупо было уже тогда утверждать, что кроссы по несколько километров в день способны превратить человека с глубоким парапарезом в человека здорового, и я это уже тогда на своём примере доказал. Но тем не менее отрицать то, что ДЦП, его лёгкие и средние формы вполне успешно лечатся за счёт физической работы, я не мог. Как не мог я отрицать и того, что люди после инсультов и спинальных травм имеют потенциал восстановления и этот потенциал почему-то особенно ярко начинает проявляться во время физической нагрузки, т.е. она каким-то образом способна перестроить центральную нервную систему человека. Также уже тогда я знал, что люди способны жить без значительных частей своего головного мозга, и главное, жить бессимптомно, а поражения мозга спинного не всегда означают плегию конечностей. Докиньте сюда ещё знания о пластичности периферической нервной системы и о том, что сама по себе ПНС обладает значительной компенсаторной способностью – отрубленные пальцы вполне можно пришивать, и они будут при должной проработке вполне рабочими и вполне ощущать.

Так в чем же тогда состояла проблема, почему повреждённый миелин не может нарасти снова на аксоне? Слишком обширные поражения? Но это не правда, они не то чтобы чрезмерно большие, а сам по себе рост миелина естественный, простой, не требующий чрезмерно много усилий процесс. Очевидно, что ответ на загвоздку роста миелина лежит где-то в дебрях фундаментальной науки и есть какие-то абсолютно конкретные функциональные законы, которые к загвоздке приводят, что на деле и будет выражаться в прогрессирующей инвалидизации. И было очевидно также, что, понимая эти функциональные законы более глубоко, более серьёзно, я смогу построить мосты, чтобы их обойти или же каким-то образом на них повлиять.

Ну так вот, из данных я знал, что технически ряд процедур способны поддерживать пациента при нейронной травме и улучшать его самочувствие, это были различные массажи, парафины, электростимуляции, барокамеры. Я знал, что физическая активность способна восстанавливать утерянные функции. И я знал, что при рассеянном склерозе по какой-то причине почти за несколько недель времени высокие дозы кортикостероидных гормонов способны сделать из тяжёлого инвалида пациента внешне почти здорового.

Я знал, что как минимум два раза в жизни у меня была стойкая ремиссия – от полугода до года, симптомы при ремиссии почти полностью уходили. Эта ремиссия, также забавно, не была связанная ни с физиопроцедурами, ни с высокими дозами кортикостероидных гормонов. Она являлась результатом чего-то третьего, чего-то мне непонятного и неизвестного и чего-то, что бы ассоциировалось больше с физической нагрузкой, нежели с различными «официальными процедурами». Именно поэтому и санаторий «Лемью» во время того заезда на год так сильно на меня повлиял и умудрился вызвать ремиссию, потому что дело было даже не в лечении, но в образе в жизни, в постоянных подъёмах и спусках по холмистой местности, в крутых ступеньках и в постоянных перебежках между корпусами и этажами зданий интерната. Т.е. как ни абсурдно, дело даже не заключалось в том, что нагрузка должна быть какой-то резкой или силовой, как это происходит в бодибилдинге, но в том, что она должна быть щадящей и постоянной? Небольшие перебежки, простые постоянные упражнения на ноги, на руки, на спину, не вызывающие сильной усталости и не способные вызвать чрезмерный рост мышечной массы, но вклинивающиеся в структуру ЦНС, меняющие её под своим постоянным действием. Т.е. примерно то же самое, как когда человек мигрирует, переезжает из одной страны в другую, совершенно не зная того языка, на котором страна, в которую он едет, разговаривает, и, как следствие, обучающийся языку в течение следующих двух-трех лет жизни в пассивном, каждодневном небольшом приключении.

Следовательно, раздели я нагрузку на три-четыре подхода в течение дня и корректно подели я её на упражнения базовые, упражнения движения с тростью и упражнения изолированные, на упражнения, которые я бы мог делать сидя или лежа в своей комнате, я бы победил и слабая нейродегенерация сменилась бы на состояние без прогрессии либо же на состояние со слабо положительной динамикой? Логично, не так ли? Ступеньки у меня были на крыльце, а место, где мы построили дом, и представляло из себя холм, т.е. движение вверх и вниз по холму и движение по ступенькам повторить пару десятков раз в день я мог. На этом и порешил. Так и появилась теория 1.0, теория увеличенной двигательной нагрузки.

Упражнения, вошедшие в теорию 1.0, были следующими.

1) С утра, днём и вечером я выходил на улицу, брал в руки трость и начинал ходить. Я спускался с крыльца по ступенькам и шёл пятнадцать метров к турнику вниз по холму, я делал несколько подтягиваний у турника, затем подымался вверх по холму к крыльцу, подымался по ступенькам и затем садился на скамейку на крыльце. Так я повторял три раза каждый день, утром, днём и вечером. Также ещё я довольно часто спускался со ступенек и шёл в другую сторону, по дороге, в сторону спуска, ещё метров пятнадцать и назад, подымался по ступенькам и снова ждал несколько минут, чтобы не испытывать симптомов хронической усталости.

2) Я лежа на спине подымал ногу вверх. Разводил ноги. Переворачивался на бок, подымал ногу вверх, мотал её взад-вперед. Переворачивался на живот, тянул пятки к ягодицам, подымал ногу вверх, подымал и разводил ноги. Утром я делал эти упражнения лишь в две серии. Днём я надевал аппараты, вид ортезов, для более серьёзной мышечной нагрузки и делал все эти упражнения в пять серий. Также днём ещё довольно часто я качал пресс, садился на пол и начинал делать сто повторений подъёма корпуса. Делал его, ибо после семнадцати лет я стал испытывать сильную проблему с туалетом, я не мог в него сходить по-большому. Время между циклами похода в туалет по-большому увеличилось от через день до раз в неделю, а то и в полторы. При этом, когда я ходил в туалет, то ходил очень много, а живот ныл уже на третий день отсутствия цикла, его раздувало, образовывалось много газов, но ничего поделать я с этим не мог, такое было чувство, что кишечник работал, но сфинктер держал и не расслаблялся, стал спазмированным.

3) Вечером я концентрировался в основном на упражнениях на баланс. Обычно я вставал, ставил ноги вместе, вытягивал руки вперед, растопыривал пальцы и пытался устоять (поза Ромберга). Если я не закрывал глаза, то стоять мог секунд двадцать, если закрывал, то секунд пять.

Также в течение дня я делал несколько подходов на ходьбу по комнате. Да-да, я просто подымался с кресла и ходил по самой большой комнате в нашем доме, по залу, пять метров вперёд, пять метров назад, десять подходов, три-четыре раза в течение дня. Это был тот самый зал, что позже читатели увидят на видеозаписях.

В целом гуляния занимали порядка часа с половиной каждый день. Утренние упражнения порядка двадцати минут. Дневные упражнения порядка часа с половиной, вечерние упражнения порядка получаса. В сумме я укладывался в четыре часа, которые этой затее отводил, остальное время шло на учёбу, на деньги и на отдых.

Примерно в то же время я впервые начал целенаправленно вести дневник наблюдений, стал ставить на себе эксперименты. Я нашёл в интернете цепляющуюся фразу и переписал её на первую страницу первого дневника. Фраза была следующая: «Победив гордость, человек становится приятным. Поборов гнев, он становится весёлым. Поборов страсть, он становится преуспевающим. Поборов алчность, он становится счастливым». Я не был ни особо гордым, ни гневным, ни алчным, ни