Будни старого психиатра. Байки о пациентах и не только - Доктор Иваныч

один раз, но почему-то всё время приходится повторять. Поймите только одно: это не бюрократические заморочки, а ваша защита от серьёзных неприятностей. Люди сейчас очень любят жаловаться и судиться, потому как денег хотят. Так что нужно подстраховываться заранее, не дожидаясь, когда вас обвинят во всех смертных грехах.

– Надежда Юрьевна, а как быть, если больной без сознания и родственники не хотят, чтоб его госпитализировали? – спросила молоденькая, совсем недавно работающая фельдшер из предыдущей смены.

– Если больной совершеннолетний и дееспособный, то родственники не вправе за него решать.

– Но если человек без сознания, он же по-любому недееспособный.

– Нет, признать человека недееспособным может только суд.

– Коллеги, ещё вопросы есть? – спросил главный врач. – Тогда всё, всем спасибо!

После конференции, дождавшись ухода руководства, я решился на преступление и тоже покурил в приоткрытую дверь. Прям как школьник, опасаясь, чтоб взрослые не спалили.

А нашим предшественникам на этот раз не повезло, их на вызов отправили за двадцать минут до конца смены. Это означало, что до их возвращения нас точно никуда не выдернут. Поэтому уселись мы в «телевизионке» и стали смотреть старую добрую комедию «Полицейская академия».

В начале десятого вернулись наши многострадальные коллеги. Как и положено, сначала врач Анцыферов выступил с матерной увертюрой, после которой сказал человеческим голосом:

– Дали уличный вызов: мужик без сознания. Мы-то понадеялись, что там простая пьянь, а оказалось всё серьёзно. Кома. Мужик-то такой солидный, спиртным не пахло, на наркомана непохож, небитый, никаких повреждений нет. На ЭКГ нарушения проводимости по правой ноге, но это ерунда. На глаза посмотрел, а там анизокория и нистагм. Ну и с инсультом под вопросом его в «пятёрку» увезли. КТ сделали и точно, геморраш[7]!

– Ясно. Ну что ж, возмущаться тут нечему. Вызов экстренный, он же не мог до новой смены висеть.

– Иваныч, как это нечему возмущаться? Здесь, между прочим, и первая бригада была, и битовские, но всё равно, <распутная женщина>, нам это г***но всучили!

– Ладно, Александр Сергеич, не принимай близко к сердцу. Главное, что больной в вашем присутствии не зачехлился и всё хорошо обошлось.

– Не, мы сейчас пойдём переработку оформлять, вот просто из принципа!

Около десяти получили первый вызов: травма ноги без кровотечения у женщины шестидесяти лет. Но только мы надели куртки, как пришёл пожилой мужчина с палочкой.

– Помогите, что-то с сердцем плохо, и, как назло, я брызгалку забыл… – сказал он, тяжело дыша.

«Брызгалкой» многие больные называют нитроспрей.

Кроме нас, на Центре других бригад не было, поэтому медбрат Виталий сбегал в диспетчерскую, чтоб отменить первоначальный вызов и завести другой.

Тем временем больного мы отвели в кабинет амбулаторного приёма и уложили на кушетку.

– Раньше такое бывало? – спросил я.

– Я инфаркт перенёс два года назад. Меня хотели в Москву направить на шунтирование, но я отказался. Предчувствие появилось, что операцию не перенесу, умру там. Нет, пожить-то ещё хочется.

– Примерно как давно заболело?

– Да, наверно, минут двадцать…

Пару раз брызнули нитроспреем, боль стала потише, но совсем не ушла.

На кардиограмме сплошняком шли большие подъёмы сегмента ST и виднелась прочая пакость, что говорило об остром инфаркте миокарда. Кроме того, были заметны и последствия ранее перенесённых инфарктов.

Только Виталий поставил кубитальный катетер, как больной выдал фибрилляцию желудочков. Это опаснейшее нарушение ритма, при котором желудочки сокращаются очень часто и неэффективно. Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Клиническая смерть». Без дефибриллятора здесь обойтись нельзя, но он находился в нашей машине. Чтоб не терять времени, фельдшер Герман пулей метнулся в пункт подготовки укладок и притащил дефибриллятор оттуда. Сразу же я стрельнул, и, несмотря на потрёпанность сердца, ритм восстановился. Нет, конечно же кардиограмма не стала идеальной, но всё же сердце уже не трепыхалось, а действительно работало. Потом оказали всю положенную помощь и без дальнейших приключений увезли пациента в областную больницу.

На мой взгляд, зря он отказался от шунтирования. Ведь теперь такие операции больше не являются экстраординарными и стали рутинными, поставленными на поток. Да, безусловно, риск всё-таки есть, но не настолько он велик, чтоб отказываться от улучшения качества жизни.

После того, как я всё отписал, получили следующий вызов: психоз у женщины двадцати восьми лет.

Подъехали к недавно построенной многоэтажке, считающейся элитной. Открыл нам мрачный молодой мужчина.

– Здравствуйте, с женой очень плохо. Она выписалась две недели назад и теперь опять всё началось, как и раньше. Видать, не долечили, – сказал он вполголоса.

– А что именно с ней происходит?

– Я так понял, что «голоса» её мучают. Всю ночь сегодня не спала: то ходила, то сидела. А ещё она зависать стала. Идёт-идёт и застынет на месте.

– Диагноз не знаете?

– Хм… Название длинное такое, язык сломаешь… Вроде острое психическое расстройство с шизофренией. Там ещё какое-то слово на «пэ», никак не вспомню.

– Острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрении?

– Во-во-во! Точно!

– А до госпитализации она была психически здорова?

– Да, конечно! Она математический факультет с красным дипломом окончила. У неё такой ум, что любой позавидует. Всегда всё на десять шагов вперёд продумывает. Но вот что такое стряслось, вообще непонятно. Неужели она теперь всегда такой будет?

– Скажите, а в её поведении не замечали что-нибудь необычное?

– Нет, я же сказал, всегда всё нормально было.

– А как она к вам относится? Вы не почувствовали, что она вроде как охладела?

– Ну да, само собой, она же болеет, ей сейчас вообще не до чего, как ребёнок беспомощная. Да она вообще очень сдержанная, на шею мне никогда не бросалась.

Просторная квартира-студия была обставлена и отделана великолепно. Вот только в ней напрочь отсутствовал уют, и она напоминала некое бездушное офисное помещение. Больная, миловидная молодая женщина с нерасчёсанными длинными тёмно-русыми волосами сидела на диване. При этом она к чему-то прислушивалась и морщилась, словно пыталась уловить в страшном шуме нечто очень важное.

– Здравствуйте, Анастасия Олеговна! Что вас сейчас беспокоит?

– Я так не могу! – сказала она сквозь слёзы и потрясла головой.

– Как «так»? Расскажите, что происходит и будет полегче.

– Они орут по-страшному, ничего понять нельзя. Что-то заставляют сделать, а я никак не расслышу.

– «Они» это кто? «Голоса»?

– Да.

– Откуда вы их слышите?

– Из головы.

– То есть их много?

– Да, очень много. Как будто целая толпа.

– Скажите, а вы чувствуете какое-то влияние на себя?

– Я знаю, что на меня люди воздействуют. «Хотите покажу?» – спросила она и, не дожидаясь моего ответа, напряжённо замерла, закрыв глаза.

Подождал я около минуты и спросил:

– Ну так что вы хотели мне показать?

– Я вам мысленно задала вопрос, и