Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

реакцию Сабурова на вмешательство нижестоящих политиков можно понять: он только что сделал нелегкий выбор, выступив против начальника вместе с большинством партийного ареопага. Если, как заведено с 30-х годов, воля узкого руководства – закон для пленума ЦК – то выбор Сабурова правилен с карьерной точки зрения. А если пленум расколется или встанет на сторону Хрущева – его противники превратятся во «врагов народа», как Берия.

Выступая потом на пленуме ЦК, Жуков говорил о реакции противников Хрущева на появление делегации цекистов: «По их словам якобы не исключено, что вслед за ворвавшимися… в Президиум членами ЦК… в Кремль могут ворваться и танки, а Кремль может быть окружен войсками»[1509]. Слушатели засмеялись, но с учетом практики дела Берии, использование военных во внутрипартийной борьбе было не так уж невероятно.

Суслов рассказывал: «Я помню, что особенно резко возражали тт. Каганович, Молотов, Маленков, Шепилов кричал с места неистово, затем Сабуров, говорили, что это позор». Хрущев добавил: «Когда пришла группа товарищей членов ЦК и попросила принять их, некоторые члены Президиума ЦК заявили:

– Что за обстановка в партии, кто создал такую обстановку? Так нас могут и танками окружить.

В ответ на это я сказал:

– Спокойно, это не танки, а пришли к нам члены ЦК.

Товарищ Жуков протестовал, как министр обороны… потому что танки можно двигать только по его приказу.

Я сказал, что нужно принять членов ЦК. Молотов громко заявил, что мы не будем принимать». Хрущев ответил: «Товарищи, мы, члены Президиума ЦК, мы слуги пленума, Пленум хозяин»[1510].

Позиция авангарда цекистов была подкреплена официальным письмом членов ЦК с требованием собрать пленум – за 48 подписями. Затем число цекистов, требовавших пленум, продолжало расти. Громыко рассказывал о ситуации 21 июня: «Члены Центрального Комитета были полны решимости, если не будет вынесено решение Президиума Центрального Комитета о созыве Пленума, созвать Пленум в тот же день, в пятницу. Товарищи, которые присутствовали тогда, а их было 80 человек, согласятся, что именно так обстояло дело». К цекистам вышел Микоян, и они передали через него Президиуму требование немедленно созвать пленум ЦК, а если это не сделает Президиум, то это сделают они сами в Свердловском зале сегодня же вечером. «Мы считались с тем, что может быть дана какая-либо депеша, директива на места… чтобы довести до сведения решение формального большинства Президиума»[1511].

После появления делегации цекистов противники Хрущева поняли, что снять его с должности и поставить пленум перед фактом не удалось. На заседании Президиума 21 июня они уже не ставили вопрос об отстранении Хрущева и ликвидации поста Первого секретаря, а пытались согласовывать какой-то компромисс, который можно будет представить пленуму. Хрущев останется Первым секретарем, но пусть признает ошибки перед пленумом, и тогда выступление 18 июня будет выглядеть как справедливая товарищеская критика, а сам Первый секретарь вернется в лоно коллективного руководства. Но Хрущева такой компромисс уже не устраивал, его команда готовила разгром фронды.

Что можно поделать с группой членов ЦК? Не разгонять же. Противники Хрущева считали явление цекистов недопустимым нарушением субординации и давлением на Президиум. Но что делать, когда под дверью стоят и возмущаются около 20 членов ЦК, представляющие еще больший круг? Большинство Президиума предлагало выделить для встречи с этой делегацией своего делегата – Булганина или Ворошилова. Они могли бы успокоить начальников второго ранга и дать Президиуму согласовать компромисс, который потом утвердит Пленум ЦК. Но это не устраивало Хрущева и его сторонников. Он заявил, что тоже пойдет к членам ЦК. В делегацию от Президиума включили также Микояна, Булганина и Ворошилова[1512]. Но это уже не имело значения – Хрущев вырвался из узкого круга «верховников», осуждающего его, и двинулся навстречу своим сторонникам. А Маленков, Молотов, Каганович и другие противники Хрущева в растерянности остались сидеть в зале заседаний.

С этого момента Президиум уже не мог принять какое-то решение в условиях фактически собиравшегося пленума. После встречи Хрущева, Булганина и Ворошилова с членами ЦК, которые требовали немедленно созвать пленум, был уже вечер, и заседание Президиума не возобновлялось. Но Булганин собрал у себя Молотова, Маленкова и Кагановича, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Хрущев позвонил главе правительства, чтобы тоже обсудить с ним положение тет-а-тет, но Булганин сказал, в какой компании находится. За это Хрущев на пленуме обвинял их в сговоре, хотя сам фактически признался, что хотел войти в сговор с Булганиным за спиной остальных членов Президиума[1513].

Секретариат ЦК готовил пленум, формировал повестку дня и определял докладчиков. Его собрали уже 22 июня – сторонники Хрущева должны были торопиться. Пленум начался с доклада Суслова, который представил прохрущевскую версию событий. Критику в адрес Хрущева он называл «нападками» и «недостойным поклепом» на линию партии[1514]. Это задало тон пленуму. Подавляющее большинство было на стороне Хрущева. Реплики из зала поддерживали Первого секретаря и враждебно перебивали его оппонентов.

Михаил Андреевич Суслов. 1950-е. [Из открытых источников]

Чтобы сохранять роль арбитра в споре, Суслов признал: «Конечно, у тов. Хрущева имеются недостатки, например, известная резкость и горячность. Отдельные выступления его были без должной согласованности с Президиумом, и некоторые другие недостатки, вполне исправимые, на которые указывалось тов. Хрущеву на заседании Президиума. Правильно отмечалось на заседании, что наша печать в последнее время излишне много публикует выступлений и приветствий тов. Хрущева. Но при всем этом на заседании Президиума выражалась полная уверенность в том, что тов. Хрущев вполне способен эти недостатки устранить»[1515]. В 1964 году тот же Суслов будет утверждать, что уже не способен. Но в 1957 году партаппарат устами Суслова дал понять: критиковать Никиту Сергеевича можно, но нас он устраивает. Вина его противников в том, что они сделали из этой критики «антипартийные» оргвыводы. Да и критика резковата.

Жуков не только обеспечил силовое прикрытие сторонникам Хрущева, но и подкрепил своим авторитетом главное обвинение против Молотова, Маленкова и Кагановича – соучастие в сталинских репрессиях против честных коммунистов: «С 27 февраля 1937 года по 12 ноября 1938 года НКВД получил от Сталина, Молотова, Кагановича санкцию на осуждение Военной коллегией, Военным судом к высшей мере наказания – расстрелу – на 38 679 человек»[1516]. Жуков потребовал от троицы дать объяснения по поводу своих злоупотреблений, а во время выступления Кагановича бросил реплику о необходимости уголовной ответственности за репрессии. Каганович оправдывался и напоминал о причастности Хрущева и Жукова к репрессиям, что они отрицали[1517]. Компромат на «оппозицию» был предъявлен