Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

предложение, рассчитывая на то, что положение обязывает и заставляет руководящего работника усиленнее развиваться и расти в процессе работы… Я, как и другие товарищи, говорил о его положительной работе и подчеркивал его ошибки в вопросах планирования народного хозяйства, в которых Хрущев особенно проявлял свой субъективистский, волюнтаристский подход, так и в вопросах партийного и государственного руководства. Поэтому я поддерживаю предложение об освобождении товарища Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК. Это, конечно, не значит, что он не останется в составе руководящих деятелей партии. Я думаю, что Хрущев учтет уроки и подымет на новый уровень свою деятельность.

Но есть еще одна сторона в поведении Хрущева, которую нужно осудить: Хрущев, как теперь установлено, в Секретариате ЦК сплачивал свою фракцию. Он систематически занимался дискредитацией Президиума и его членов, критиковал их не на самом Президиуме, что вполне законно и необходимо, а в Секретариате ЦК, направляя свои стрелы против Президиума, являющегося высшим органом партии между пленумами ЦК. Такие действия Хрущева вредят единству, во имя которого Президиум ЦК терпел до сих пор причуды Хрущева. Об этом придется доложить на пленуме ЦК, который необходимо будет созвать»[1491]. Поведение Хрущева Каганович увязал с его причастностью в 20-е годы к троцкизму[1492]. Вот почему и фракции формирует, и за реабилитацию фракционеров выступает. Этот акцент заострил принципиальный характер конфликта между сталинистами и сторонниками десталинизации. Было выдвинуто также требование снять с поста Серова. Вопрос о контроле над КГБ был одним из ключевых.

Каганович через несколько дней говорил, что сформулировал такое предложение: создать коллегиальный секретариат без первого секретаря, а Хрущев может в нем остаться, но как отраслевой секретарь, скажем, по сельскому хозяйству[1493]. Такое понижение было аналогично снятию Маленкова с должности главы правительства с оставлением его в коллективном руководстве. Но Аристов вспоминал, что сначала Каганович требовал именно снятия Хрущева с поста, и лишь потом, столкнувшись с возражениями, сторонники отстранения Хрущева придумали более сложную комбинацию[1494].

Затем слово взял Молотов. Каганович вспоминал о его словах: «Как ни старался Хрущев провоцировать меня, я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в Президиуме в целом при решении крупных государственных и партийных вопросов». Также Молотов раскритиковал реформу управления промышленностью, масштабы освоения целины. «Тов. Молотов опровергал приписываемое ему торможение политики мира – это неправда, но, видимо, эта выдумка нужна была для того, чтобы оправдать необходимые шаги по внешней политике. Его выступления против Югославии относились к вопросам не внешней политики, а к антипартийным, антисоветским выступлениям югославов, за которые мы их критиковали и должны критиковать. „С Хрущевым как с Первым секретарем ЦК больше работать нельзя. Я высказываюсь за освобождение Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК“»[1495], – подвел итог своему выступлению Молотов.

В ходе дальнейших дебатов Молотов вменял в вину Хрущеву несанкционированные Президиумом выступления на внешнеполитические темы, в частности – интервью редактору «Нью-Йорк Таймс» Т. Кэтлиджу 10 мая, где Первый секретарь заявил, что мир на планете зависит от отношений между СССР и США, что умаляло отношения с другими странами.

Брежнев комментировал через несколько дней: «Всякие глупости говорил на этом заседании и Молотов. Он заявил, что тов. Хрущев, как Первый секретарь, не объединяет нас». Конечно, Брежнев с этим не согласен: «…можно без преувеличения сказать, что тов. Хрущев показывает образец честного неутомимого служения народу»[1496]. Самому Брежневу уже на второй день полемики стало плохо, и он исчез из политического поля на несколько дней.

Предложение снять Хрущева с поста поддержали Ворошилов и Булганин, который припомнил даже недавний визит в финскую баню. На позицию большинства сориентировался Первухин. Казалось, что решение о снятии Хрущева с поста предопределено.

Михаил Георгиевич Первухин. [Из открытых источников]

Микоян тоже признал, «что верно, есть недостатки в работе Хрущева, но они исправимы, поэтому он считает, что не следует освобождать Хрущева»[1497]. Микоян понимал, что главное сейчас – сохранить пост за Хрущевым. Анастас Иванович вспоминал: «Хрущев висел на волоске. Почему я сделал все что мог, чтобы сохранить его на месте Первого секретаря? Мне было ясно, что Молотов, Каганович, отчасти Ворошилов были недовольны разоблачением преступлений Сталина. Победа этих людей означала бы торможение процесса десталинизации партии и общества»[1498]. Жуков тоже был против отставки Хрущева. Секретари ЦК Брежнев и Фурцева защищали шефа.

В ответном выступлении Хрущев «опровергал некоторые обвинения, но без задиристости, можно сказать, со смущением. Часть упреков признал, что действительно, я, мол, допускал ошибочное отношение к товарищам, были ошибки и в решении вопросов по существу, но я обещаю Президиуму, что я исправлю эти ошибки»[1499], – вспоминал Каганович (возможно, имея в виду выступление, которое состоялось не в первый день, а позднее)[1500]. Маленков также рассказывал: «…тов. Хрущев встал и сказал на заседании Президиума: „я выражаю, товарищи, вам свою глубокую благодарность и обещаю исправить все недостатки, на которые мне было указано“. Тов. Хрущев признал правильность недостатков, относящихся к области партийного руководства»[1501].

Большинство Президиума порывалось проголосовать за отставку Хрущева. Некоторые авторы сообщают о таком голосовании, рассказывая уже о первом дне заседаний Президиума 18 июня. Но последующее обсуждение этой темы на Президиуме показывает, что в первый день решение принято не было. Ю.В. Емельянов доверяется воспоминанию министра внутренних дел Н. Дудорова о том, как тот спас Хрущева. Повествуя о событиях 18 июня, историк утверждает, что Булганин отдал приказ сообщить о снятии Хрущева обкомам и республиканским ЦК, а также сообщить об этом в СМИ[1502]. Однако применительно к 18 июня это совершенно невероятно. Не говоря уж о том, что к концу заседания решение не было принято, а дискуссия перенесена на следующий день, сообщать-то предстояло не некий факт, а текст постановления. А такового не имелось даже в проекте. Так что в этот день Дудоров мог получить указание Булганина быть в готовности, не более того. Когда дело закончилось для Хрущева благополучно, всем, кто был на его стороне, хотелось подчеркнуть свой вклад в победу. Но это никак не доказывает, что многоопытный Булганин решил 18 июня опубликовать в СМИ непонятно что о незаконченном еще конфликте в Президиуме ЦК.

Хрущев и Микоян настаивали на переносе заседания на следующий день, чтобы все члены Президиума и секретари ЦК могли высказаться. Булганин как ведущий согласился с этим. Хрущева нельзя было снять с поста без пленума ЦК.