Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Я наслаждалась солнцем, морем и цветами. Цветы были всюду! Цвели какие-то кусты, деревья, розы всех цветов. Гардении, туберозы распространяли такой дурманящий аромат, что невольно тянуло и меня туда, где были музыка и пение…

Еще издали я заметила шедшую ко мне навстречу какую-то молодую женщину. Она не смотрела на цветы. Вероятно, не замечала их красоты и не чувствовала их аромата. Я подумала, что она, верно, сильно больна или что у нее большое горе… Но, когда мы поравнялись, она подняла голову, и я узнала хорошенькую Валичку, с которой я познакомилась еще в Боржоме. Это у нее борзая собака проглотила зайчика, которого ей принес ее красивый поклонник.

– Здравствуйте, Валичка! Что с вами? Вы больны? Неужели всех ухажеров потеряли?.. И почему вы здесь?..

– Вы правы, я осталась одна и умираю от безумной тоски!.. Помните красавца Мишеля, который принес мне зайчика, которого съела борзая Быстрый? Вы с ней пришли ко мне, когда мы все собирались на пикник. Ну, так вот этот Мишель уехал в Америку! Понимаете? В Америку!.. И никогда я его не увижу!.. Он звал меня, но я не поехала. Я решила лучше теперь пережить разлуку с ним, пока я молода, чем потом, когда я буду старая, и он сам меня бросит… Он так красив, что за ним там, в Америке, толпами будут бегать женщины. У них есть все: деньги, наряды… Они его купят… Но он никогда не забудет меня!.. Мы расстались, полные любви и страсти. Во всех женщинах он будет искать только меня и так будет страдать, как и я теперь страдаю…

– Боже мой! Для чего вы это сделали? – сказала я. Мы пришли с ней на пляж и сели на песок.

– Я давно живу здесь. Мы сюда приехали с ним вместе… Он все время откладывал свой отъезд, и мы жили, полные счастья… Целыми днями лежали вот здесь на песке и никого и ничего не замечали… Весь мир был только в нас самих и для нас вдвоем!.. Но, как он ни откладывал свой отъезд, конец все же наступил… Иногда мне кажется, что мы совершили ужасное преступление против самих себя. И тогда мне хочется кричать от муки, которая охватывает меня. – Она легла, поджав ноги, закрыла глаза и тихо стала рыдать…

– Валичка, заходите ко мне. Я дам вам мой адрес, – сказала я, чтобы отвлечь ее. Она перестала плакать, нагнулась к воде и обмыла лицо.

– Спасибо. Я должна скоро ехать в Тифлис. Я только хочу немного успокоиться здесь… Мне все кажется, что он здесь!.. Ведь здесь он говорил, смеялся, целовал меня, купался в этой воде… И мне приятно прикоснуться к воде, в которой он плавал. А звук его голоса я еще слышу и сейчас!.. – И она, как безумная, стала рассказывать, как он ее любит, какие нежные и ласковые говорил слова…

* * *

Зашла к Брагиным сказать, что я их комнаты не возьму.

– Я знал, что вы не возьмете… Да кто возьмет этакую тюрьму?..

– Ну что ты опять за свое? Живем же мы год в ней! – стала защищать Брагина.

– Ну так что, что мы живем год?.. В тюрьме по десять лет живут, – не унимался он. – Да заходите в комнату, посидите с нами. У нас мрачно, но, если ненадолго, то ничего…

Я зашла, чтобы не обижать людей.

– Я работаю наборщиком в «Батумском листке»… Но когда-то, давно, конечно, учился в петроградской гимназии. Завел знакомство среди подонков, воров и убийц. Они выдавали себя за «революционеров». Уговорили меня бросить гимназию и уйти из дому. Я и ушел… Молод был и глуп!.. Мне было всего пятнадцать лет. Отец мой был военный врач. «Если хочешь быть настоящим революционером, ты должен исчезнуть и жить с нами! Иначе мы не дадим тебе веры, если ты будешь жить с папашей. Да учение-то брось. На кой тебе леший оно? Даром только теряешь время! Поступай на фабрику и будь рабочим», – уговаривали меня мои «друзья». Ну, я и ушел из дому. Пошел в гимназию и больше не вернулся домой… Я читал в газетах объявления о том, что пропал гимназист пятого класса и что указавшему место его нахождения будет выдана награда… Мать писала в газетах и умоляла меня вернуться домой. И я ни разу даже не позвонил ей по телефону. Вначале я очень тосковал, и мне хотелось вернуться домой. Но мне пригрозили, что я «умер» для родителей и теперь уже стал другим человеком… Мне дали другое имя и фамилию. Меня с другими мальчишками посылали на разные «работы»: разбивать в больших магазинах зеркальные стекла и красть. За невыполнение заданного урока нас били и морили голодом. А также пугали, что выдадут нас полиции… Но, если я пойду домой к моим родителям, то убьют и меня, и их.

– Ну, и что же вы сделали? – в волнении спросила я.

– Да ничего! Сразу, как ушел, точно ножом отрезал. Даже матери и отца не жалел. Точно никогда их и не было… А «партия» меня взяла в оборот и заставляла исполнять всякие поручения. И чем больше я делал, тем больше погружался на дно… Теперь я был уже в полной их власти… Ослушаться я их не мог, они бы меня прикончили в два счета. Уехать из Петрограда я тоже не мог, меня бы схватила моментально полиция и засадила бы на много лет в тюрьму. Городская полиция знала меня, но, благодаря влиянию тайной революционной «партии», не трогала нас… Нас было несколько таких мальчишек в партии. Нас посылали на всякую «работу»: мы разбивали огромные окна в магазинах, поджигали вагоны и дома. Всю эту работу мы исполняли под надзором «старшего», который обыкновенно стоял где-нибудь тут же, недалеко, и наблюдал за нами и за нашей работой… Иногда он же помогал полиции ловить нас. Но это делалось только для отвода глаз, чтобы сбить ее с нашего следа… Если хорошо «сделаем дело», нам давали по гривеннику награды, что, конечно, не спасало нас от голода. Потом меня «поставили» на фабрику рабочим. Это тоже была награда за хорошую работу для «партии». На этой фабрике работала вот и она… Война для нас явилась избавлением от этого кошмара. Как ни страшна и сильна была революционная партия, но из нее при мобилизации забрали главных руководителей и угнали на фронт. Остальным сразу стало легче жить. Тогда мы с ней повенчались и уехали из Петрограда.

– А что сталось с вашими