Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

В разговоре с Екатериной он представился «племянником мисс Дженни», дочери знаменитого в Европе сэра Эвена Камерона, предводителя шотландцев, боровшихся в 1740-х годах за возведение на английский трон Стюартов. В России этого Камерона знали. Мемуары его дочери, кстати, впоследствии оказавшиеся умелой подделкой, были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Слава об этой женщине дошла до Петербурга и в течение долгого времени озаряла биографию архитектора.

Только из документов, обнаруженных совсем недавно, выяснилось, что архитектор Камерон был членом гильдии плотников Вальтера Камерона, который в 1760-х годах получил право иметь учеников. Одним из них стал его сын Чарлз. Затем Чарлз Камерон приобретает профессию гравера, и только потом становится исследователем античных терм. Зачем было ему, всего лишь однофамильцу мятежного шотландского аристократа, присваивать чужую биографию – неизвестно. Более того, непонятно, как такую яркую и впечатляющую легенду о себе Камерону-архитектору удавалось поддерживать в течение многих лет. Но в Петербурге ему охотно верили.

Впрочем, лиха беда начало. Если сам архитектор мог позволить себе манипулировать своей родословной, то что говорить о простом обывателе, для которого иностранное имя зодчего частенько становилось объектом шуток и каламбуров. Так появился анекдот, который с особенным удовольствием любят рассказывать экскурсоводы в Павловском парке. Анекдот восходит к 1960-м годам, когда впервые в советские времена появился вполне доступный читателю перевод новелл Джованни Боккаччо «Декамерон».

Группа экскурсантов у Большого дворца в Павловске. Вдруг раздается страстный мужской шепот, обращенный к подруге: «Вот видишь, оказывается, Ч. Камерон не только похабщину писал, но и дворцы строил».

Большой дворец

Начало работы Камерона в Царском Селе совпало с изменением вкусов в европейском паркостроении. На смену регулярному парку, в основу которого было положено учение о неограниченной власти человека над природой, пришел парк пейзажный, воплотивший в себе идеи французского Просвещения о единстве человека и природы, о их взаимозависимости и соподчиненности. Страстный поборник этих идей, Камерон, несмотря на то, что сумел создать в Царском Селе ряд выдающихся произведений, не мог в полной мере проявить свои потенциальные творческие возможности в парке, регулярный характер которого был определен еще до него.

Поэтому зодчий с радостью принял предложение возглавить работы в Павловске, нетронутые леса вокруг которого и живописная извилистая Славянка с причудливыми холмистыми берегами представлялись ему исключительно удачным полигоном для воплощения его грандиозных замыслов.

Камерон настаивает на разборке Паулюста (Павловой утехи) – небольшого деревянного домика на крутом берегу Славянки, и на его месте начинает возводить дворец, который, по замыслу архитектора, должен стать композиционным центром будущего паркового ансамбля. Дворец решен в форме трехэтажного кубического объема. Низкие открытые галереи соединяли его со служебными флигелями. Центральный объем со стороны парадного двора декорирован четырьмя парами коринфских колонн и завершен куполом, поднятым на барабан с 64 колоннами. Легкий фриз, три медальона да обрамление окон второго этажа – вот весь скупой арсенал украшений, использованных Камероном. Все остальное достигнуто исключительно точно найденными пропорциями, соразмерностью отдельных частей и гармонией целого.

Вид на Павловский дворец и памятник Павлу I

Строительство дворца велось с редкой тщательностью. В старом Павловске долгое время бытовало крылатое выражение «Аверьяновы покупки» – от имени приказчика Аверьяна Семенова, который, работая на строительстве дворца, заслужил высокое уважение современников и оставил по себе добрую память у потомков. «Аверьяновы покупки» означали высочайшее качество товаров, приобретаемых им для нужд строительства. Фраза превратилась в идиому и частенько использовалась павловчанами при выяснении той или иной репутации поставщиков.

В 1796 году Павел Петрович становится императором. Нетерпение, с каким он ожидал своего звездного часа, превратилось в нетерпение, с которым он бросился все переиначивать в государстве. Меняются министры и реорганизуется армия. Подвергаются опале одни и возвращаются из ссылки другие. Запрещается то, что еще совсем недавно дозволялось, и, напротив, разрешается то, что при Екатерине находилось под строжайшим запретом. И все это только для того, чтобы досадить матери. Пускай и посмертно.

Интерьер Павловского дворца

В Павловске от должности архитектора отстраняется любимец Екатерины Чарлз Камерон и приглашается Винченцо Бренна. Екатерининский дворец в Царском Селе предается забвению, и официальной императорской резиденцией становится Павловск. Сюда постоянно съезжается царский двор и дипломатический корпус. И сам дворец, и подъезды к нему уже не соответствуют его новому положению. Перестройка поручается вновь назначенному архитектору Бренне.

Бренна значительно расширяет дворец, пристроив к нему боковые флигели, почти замкнувшие парадный двор. Более того, он намеревался эти флигели соединить рвом, наполненным водой, и вход во дворец ограничить подъемным мостом, как это впоследствии произошло в Михайловском замке в Петербурге.

Павловск все более начинал походить на казарменную Гатчину. Да и сам Павел становился все более капризным и непредсказуемым. Сохранилась легенда о том, как он совершенно неожиданно выгнал из Павловска старого графа Строганова, который многие годы до того пользовался расположением императора. Будто бы однажды за обеденным столом Строганов в беседе с соседом посмел сказать, что после обеда ожидается дождь, в то время как все знали, что государь желал выйти на прогулку. Павел вспылил, и Строганову пришлось, не закончив трапезы, покинуть Павловск.

Перестройка дворца велась с такой поспешностью, что кладку стен, вопреки строительной логике того времени и многолетнему опыту, вели зимой, не прерываясь даже во время сильных морозов. Согласно одной из малоизвестных легенд, даже известь, дабы она не замерзла, приходилось разводить спиртом. Как утверждает историк Павловска Семевский, «некоторые рабочие не упускали случая попользоваться этим редким при постройке материалом» по его прямому и более привычному назначению.

Молочня

Несмотря на сложные и запутанные отношения между царствующей императрицей и наследником престола, внешне каждая из сторон всякий раз старалась продемонстрировать дружеские отношения и оказать знаки внимания друг к другу. В 1780–1782 годах на живописном полуостровке, омываемом круто повернувшей Славянкой, по проекту Камерона возводится прекрасное здание Храма дружбы, задуманное Павлом Петровичем и Марией Федоровной как вечный символ родственной любви и сыновней привязанности к Екатерине II.

В ответ на это, согласно одной из павловских легенд, коварная императрица-мать дарит любезной невестке несколько голландских коров. Злые языки утверждали, что Екатерина II рассчитывала, заинтересовав хозяев Павловска сельским хозяйством, отвлечь их от большой политики. Так это или нет, судить не нам. Но, получив этот оригинальный подарок, Мария Федоровна просит Камерона построить для содержания коров ферму. Неистощимый на выдумку и никогда не повторяющийся зодчий возводит недалеко от дворца Молочню – парковый павильон и сельскохозяйственное сооружение одновременно. Простота