Я трогаю войну руками - Ирина Юрьевна Бугрышева

— Ир, слушай, ты давно тут?

— Полтора года.

— А, ну значит, выстояла. Я просто смотрел на тебя в палате и волновался. Знаешь что? Я знаю про себя всё — я своей ложкой это море боли не вычерпаю. И потому делаю то, что посильно. Чтоб не выгореть. Я на складе работаю, водителем погрузчика. А после работы сразу сюда. Но я мужик. Я, знаешь, смотрел на тебя, как ты к каждому из парней подходишь… Смотрел и думал, что ты новенькая. В лучшем случае на месяц тебя хватит. А дальше что? А раз ты полтора года, значит, научилась защищаться от боли. Я спокоен.

Я улыбаюсь. И говорю:

— Не переживай, Никита. Меня хватит до Победы. А там зарядимся Победой и будем продолжать восстанавливать.

— Добро! — кивает Никита.

Иду по улице к метро. Метёт. Я иду и думаю о том, что мы не взяли пока химзавод в Авдеевке. И борты с ребятами летят в Питер из Белгорода и Ростова. Сквозь метель и пургу. И Пулково сегодня не принимает. Аэропорт закрыт. И самолёты садятся там, где им дают посадку. И ребята внутри скрипят зубами без обезбола. И… И я приду во вторник. Чтобы ещё на день стать ближе к Победе. И чтоб те, кто не может уснуть, уснул. И снова встречусь в коридоре с батюшкой. И он посмотрит мне в глаза:

— Бог благословит, и я благословляю!

И с новыми силами пойдём вперёд.

Егор

Четверг. Февраль. Метель. И до весны всего пара недель.

Место встречи изменить нельзя. Мы с Женей там же. Госпиталь. Пятнадцатая палата.

— На своём священном посту, — говорит про нас Лёша, боец, которого мы восстанавливали год назад.

Женя — моя коллега. Волонтёр. Многодетная мама. Старшей — двадцать. Младшему — четыре. Женя, когда идёт в госпиталь, вызывает няню для сына.

Мы с ней год стоим плечом к плечу в этом госпитале. Передаём бойцов из рук в руки. В ночи пишем друг другу короткие сводки: с кем поработали, какой прогресс, что нужно делать дальше. Кого перевели. Кого выписали. Сегодня тот редкий случай, когда мы работаем в четыре руки. Встретились. Обычно мы составляем расписание так, чтоб бывать по очереди.

* * *

…Здесь Евгений. Тот самый Женя из Луганска, сто восемьдесят килограммов. Он уже не сто восемьдесят, а — сто шестьдесят. Ампутировали ногу.

…Здесь Алексей. Человек-мумия. Он уже не мумия. Ходит ногами, зажили раны, откуда снимали кожу, пыхает вейпом. Рука по-прежнему пришита к животу. В глазах смешинки. Как тогда, когда был мумией. Но только веселее.

— Как дела? — спрашивает.

И растворяется за дверью, в госпитальных коридорах.

Остальные новенькие.

Работаем, Жень.

* * *

— Меня Егор зовут. Крещён Георгием. Вот у меня кольцо крестильное, с Георгием. В руку прилетел мне осколок. Но кольцо не снимаю. Полтора года я там пробыл. Крайние девять месяцев — командиром взвода.

Сам я из Костромы. У меня два бизнеса было до СВО. Один — связанный со строительством. А второй — сеть пиццерий. Оба закрыл. Не на кого было оставить. Ну, стройка, понятно. Там только я мог рулить. А вот пиццерии мог бы доверить кому-то. Но всех призвали. все наши ребята — повара, официанты — все пошли воевать.

Я молчу. Ничего не говорю. Да и вопросов почти не задаю. Шаг за шагом расслабляю Егора.

Он крепкий, сильный. Рука в аппарате КСТ (комплекс сочетанной травмы): титановые трубки, соединяющие осколки костей. Обычно аппарат ставят сразу после ранения. А дальше меняют на штырь в кости или на аппарат Илизарова.

— Мне сказали, что, как вернусь, мне помогут реанимировать пиццерии. Там сейчас помещения сдают в аренду, ярмарки какие-то проводят. Ну да посмотрим. Сначала надо восстановиться. Врач сегодня приходил. Сказал, в понедельник операция. Какая — не сказал. Сначала проведут ревизию нервной системы в руке. Посмотрят. А там решат.

Егор в доверии. Лёг под мои руки, расслабился. Лежит. Дышит глубоко. Чуть замолкает, когда становится больновато. Когда расслабляется, я спрашиваю:

— Ты как?

— Очень хорошо. Очень.

И такая у Егора улыбка… Такая настоящая!.. Что улыбаться и улыбаться. Вот он и улыбается. Полтора года было не до этого.

* * *

— …Мы втроём попали в ту заваруху. Я и двое подчинённых. Один в Волгограде сейчас в госпитале. Второй — в Москве. Оба уже в нормальном состоянии. У одного ранение в голову было, кости черепа сломаны. Уже прооперировали, всё хорошо. Оглох только. Шумит в ухе. А второй ослеп на один глаз. Но держатся. Они оба сами по себе устойчивые. А когда заплатили за ранения, настроение вообще улучшилось. А я говорю — уж лучше без этих денег здоровым быть. Но тут не выбираешь. Жена довольна — хоть что-то. Удалось досрочно ипотеку оплатить. А я думаю только о том, чтоб восстановиться.

Жена говорит: «Возвращайся скорее. Девочку надо!» А я сам хочу девочку уже. У меня ресницы длинные. Парням всем передались. Теперь нужно дочку с такими ресницами.

С бывшей женой мы так себе расстались. Она не давала мне раньше с детьми общаться. А сейчас пишет: «Возвращайся скорее. Я тебе сыновей отдам. Хочу для себя пожить!»

А я и рад. И жена нынешняя рада. Старшие сыновья уже выросли. Сами мне пишут. Ждут.

Ранение было месяц назад. 15 января. В Лисичанске собрали руку. Потом в Ростов отправили. А из Ростова уже сюда, в Питер. Аппарат поставили. Но снимок сейчас не очень. Кость одна неправильно пошла. И нерв то ли задет, то ли перебит. Пальцы не чувствую. Только здесь, немного, ну и все. Тревожно, конечно. Когда закрываю глаза, на руку не смотрю, кажется, что пальцы согнуты. Открываю глаза — нет, лежат ровно.

Здесь во второй руке ранение было осколочное, потрогаете? Я, когда часы надеваю, они кисть сжимают, и становится как будто легче. Кисть фиксируется. А иначе больно шевелить пальцем. И из спины крупные осколки достали. Размером с ноготь большого пальца. Я вам сейчас снимок покажу, раз вы с плечом работаете. Чтоб представлять. Там один осколок глубоко сидит. Врачи не стали его доставать. Пусть сидит. Даже магнитом не смогли его нащупать.

Шею вы спокойно можете расслаблять. Там такие мелкие осколки, как песок. Зажило уже, не чувствую ничего.

У нас с женой интересно вышло. Одними дорогами ходили всё время. По одним улицам. Я устроился на новую работу. И она туда же. Жили рядом. Общих друзей — не счесть. Куда