Я трогаю войну руками - Ирина Юрьевна Бугрышева

спасти жизнь. Сразу нашли носилки, положили, группой начали меня жгутовать. Помню, когда лежал, рядом со мной горели боеприпасы от автомата Калашникова 545 и от пулемёта калибра 7,62. Они горели, взрывались помаленьку. В общем, меня ранило той ракетой, а когда рядом упали ещё две ракеты, погибло два моих сослуживца. Филин и Грек. И было ещё несколько лёгких трёхсотых. Меня сразу увезли на КамАЗе на эвакуацию. Довезли до пункта Вишнёвое. Мы его называли Вишнёвка. Пока ехал на КамАЗе, была остановка сердца. Запустили. В палаточном госпитале мне быстро провели операцию. Там я уже в коме лежал. Потом меня в Белоруссию, в Гомель доставили. На вертолёте. А из Гомеля по-быстрому, чтобы я не погиб, повезли в Питер. В самолёте снова сердце остановилось. Запустили. Следующий раз оно остановилось на операционном столе. А после этого состояние стало стабилизироваться. Ну и вот. В Питере я пролежал девять месяцев. Скоро домой.

Саша выдохнул. Я тоже.

Упокой, Господи, Филина, Грека и Сибирь.

* * *

Вспомнила Сашу из Старого Оскола. И его три клинические смерти. И тридцать девять операций. Выдохнула. Вот же сила жизни у воинов Христа.

— Как ты выжил-то, Саш?

— Не мог иначе, — говорит он. — Всегда помнил, что мы, когда штурмовали позиции врага на «Тиграх», видели, как ВСУ отступают, оставляя двухсотых и добивая тяжёлых трёхсотых. А наши своих не бросают и не убивают. У нас грамотная эвакуация. все молодцы. Всё чётко сработано было. Я как вспоминал свою эвакуацию, где каждая секунда была на счету и каждый знал, что делает, понимал — я не имею права не выжить. А потом парни начали писать: «Бэби, ты как?» А мне же им надо отвечать! Потому старался быстро восстанавливаться.

— Бэби? — улыбнулась я. — У тебя такой позывной?

Саша расхохотался:

— Этот позывной мне дал командир группы — Охотник. Я был самый молодой в группе, вот и прозвали так. О, Бэби, Бэби. Парни угорали тогда.

Я работаю. Саша дышит.

— Девять месяцев в Питере. Как ты? Мама приезжала?

— Да. Я в себя пришёл, сил набрался, позвонил маме. Говорю: «Мамуль, привет. Меня тут маленько задело». Слышу — мама плачет. Она уже знала всё. Ей из госпиталя позвонили, она собиралась ко мне. Ну и всё. Я лежачий был несколько месяцев. Мама приехала, квартиру сняла, ухаживала за мной. Потом лето закончилось, брату надо было в школу идти. Он тогда в первый класс шёл. Маме надо было уезжать — бабуля приехала. Тоже была со мной сколько надо. А ещё раньше было смешно: я в реанимации открыл глаза — около меня девушка симпатичная сидит. Я говорю: «Ты кто?» А она смотрит на меня, слезу утирает: «Сестра». Я бы хотел заржать, но сил ещё не было. «Смешно, — говорю, — меня, конечно, сильно затрёхсотило, но не настолько, чтоб сестру не узнать». Когда матери сообщили, что я ранен, по родне это известие пошло. И через родственников нашлась сестра. Троюродная. Тоже Саша зовут, как меня. Она в Питере живёт. Приятно было. Помогала мне всю дорогу, пока мама не приехала. В общем, все меня поддерживали. Братья звонили — у меня их два. Младший и старший. Говорили, что гордятся мной. все поддерживали, кроме жены. Я не сразу понял, что у неё своя жизнь, и моё ранение в эту жизнь не вписывается. Помню, лежу после операции. Надо восстанавливаться, а я нервничаю. Прочту сообщение от жены — и температура поднимается, рука не заживает, кровоточит. В итоге мой хирург пришёл и отобрал у меня планшет. Говорит: «Не для того я тебя с того света вытаскивал, чтоб ты из-за бабы загнулся». Я и успокоился. А потом уже само прошло. Понял, что ошибся. Ну и всё. Хирург планшет вернул. А потом, как я на ноги встал, развелись. Всё нормально. Всё хорошо у меня будет.

Вдох. Выдох. Всё нормально. А будет вообще хорошо. Хорошо, что Саша в это верит.

— Протез носишь?

— Пока нет. Неудобно. У меня протез — наполовину бионика. Можно сжимать и разжимать пальцы. И ещё кистью шевелить. Ограниченное количество движений. Я видел протезы у ребят-фээсбэшников — вот это космос. Но всё развивается, и мне через год тоже должны такой протез сделать. А пока я с культей справляюсь. Так удобнее. Поворотники на машине могу даже переключать.

— Откуда сам?

— Новосибирск.

— Был уже дома?

— Конечно. Несколько раз между операциями домой отпускали. Уже даже на работу вышел в военкомат. Но пока получаю автомобильные права по инвалидности, не спешу выходить из отпуска. Дорого очень на такси на работу ездить. Триста рублей туда, триста обратно. Зарплаты не хватит.

— А там кем был? — я делаю акцент на слове «там».

— Штурмовик. Разведчик. Контракт подписал вместо срочки и пошёл служить. У нас многие из спорта пошли туда.

Штурмовик. Разведчик. Слова камнями падают куда-то вниз, в пропасть. Оттуда эхо. Штурмовиииик. Развееееедчик. Тот, кто погибает первым. Тот, кто выжил. Потому, что решил жить.

— А чем занимался? Каким спортом?

— Вольная борьба. Кикбоксинг. Рукопашный бой. Я и сейчас занимаюсь спортом. Насколько получается.

— Каким?

— Тем же, — говорит Саша. — Но ещё и паратхэквондо, где акцент на работу ногами. Ребята сначала боялись со мной спарринговаться. Я ж будто через мясорубку прошёл. Но я говорю, чтоб не боялись бить. Я уже уверенно стою на ногах. И побеждаю уверенно.

Я смотрю на татуировку на рёбрах. Там больно бить тату. Но Саша выше боли. Я смотрю и понимаю: всё давно сбылось. Он встал с колен. И смело идёт к своей цели.

Саша молчит. И я молчу. И, кажется, вся палата молчит вместе с нами.

* * *

— На подвеске кто у тебя?

— Серафим Саровский. Спас меня. Он же это. Помогает защититься от врагов. И веру укрепляет. И помогает выздороветь. Я его ношу вместо крестика. Он у меня за всё отвечает.

Я киваю. Молчу. Мягко работаю с ногами. И думаю о том, как много можно вынести, вывезти, вытерпеть. Как много можно вытерпеть, когда действительно хочешь жить. Жить с теми, с кем ты вместе победил.

— Как твои ребята там?

— Работают.

— Много их?

— Не все, с кем мы начинали. Но как есть. Идём к Победе.

— Дорого идём. Теряем парней.

— Не то слово!..

— Ноге больно здесь?

— Не бойтесь. Спокойно работайте. Мне сегодня утром операцию делали на руке и животе. С живота брали кожу, пересаживали на руку. А сейчас вечер, и я обезбол на ночь не попросил. Мне не надо.

— Поняла. Сила приходит через мучения.

— Ну