Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

уставилась на меня. Это она всегда угрожала нам с Денисом тем, что уйдет. Манипулировала. Доводила до отчаяния. Пугала, что возьмет и не вернется домой в один прекрасный день, если «родаки» будут сильно ее доставать. Теперь ситуация приняла неожиданный для нее оборот.

– И где я буду жить? Ты мне снимешь квартиру?

– Снимешь себе все, что захочешь, сама. Мы с папой не собираемся давать тебе денег. И еще – первое время мы не сможем с тобой общаться.

В глазах Нэллы впервые промелькнуло что-то похожее на испуг – я заметила это, прежде чем дочь успела надеть очередную подростковую маску. Она умела быстро взять себя в руки.

– Жестоко, – ребенок наигранно улыбнулся, – а общаться-то почему нельзя?

– Для нас с папой это слишком тяжело, – я сохраняла спокойствие из последних сил, – мы измучились и устали. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечную войну с собственным ребенком.

– А ты не хочешь узнать, почему я не пришла домой? Что случилось? – сделала она последнюю попытку развернуть ситуацию в свою пользу.

Я не хотела. Смертельно устала за последнее время от наглого вранья и бессмысленных разговоров. От своих долгих, с примерами из жизни, объяснений, почему опасно передвигаться одной по городу поздно вечером. От педагогических бесед на тему «надо учиться». От душеспасительных разговоров о вреде сигарет и алкоголя. Нэлла продолжала гнуть свою линию и задвигать родителей с их нотациями за линию горизонта. Могла явиться домой с запахом табачного дыма в волосах. Могла непростительно опоздать к назначенному времени. Могла даже исчезнуть посреди ночи из дома, несмотря на строжайший запрет: дожидалась, пока мы уснем, и потихоньку выбиралась на улицу по зову соседских мальчишек. Таких же безбашенных подростков, как и она сама. Все это, вкупе с неминуемыми скандалами и ночными разборками, не мешало ребенку с прежней детской радостью делиться со мной историями из своей жизни. Это окончательно выбивало из колеи – я сходила с ума от раздвоения личности Нэллы: несмышленый добрый ребенок то и дело превращался в изощренного злобного переростка, который только и делал, что причинял близким людям сильную боль.

Подросток – это тот, кто еще в пути. Он действительно ощущает себя то ребенком, то взрослым. И сам порой сходит с ума от этого временного раздвоения личности. Не стоит делать скороспелых выводов о том, что воспитательные усилия родителей ни к чему не привели. Пубертат – это не конец, а начало. Большой взрыв. Он поднимает на поверхность трудности прошлого, но при этом ведет к взрослению.

Я сидела молча и ждала от нее ответа. За двадцать минут Нэлла не произнесла ни слова. Смотреть на нее было тошно: грязные красные волосы беспомощно свисали вдоль лица, истрепанная толстовка выглядела вещью с помойки, а вокруг проколов в носу и на губе образовалась подозрительная краснота. Сердце снова дрогнуло и болезненно сжалось: не прошло и полугода с тех пор, как Нэлла попала в больницу с инфекцией в мочке уха. Сама же себе занесла. И это ничему ее не научило!

Сколько еще этому ребенку придется споткнуться, упасть и расшибиться в кровь, прежде чем она поймет, что нужно себя беречь?!

– Ты приняла решение?

Нэлла помолчала, потом выдала, по-детски надув нижнюю губу:

– Я не хочу уходить.

Сердце встрепенулось и учащенно забилось. Я старалась не показать своей радости.

– Значит, придется соблюдать правила.

– Может быть, – она задумчиво поднялась и подошла к лестнице, – но я не всегда смогу удержаться.

То, что ребенок вдруг начал признавать собственные слабости, в нашем случае уже само по себе могло считаться победой.

– Придется, – повторила я жестко, – иначе у нас ничего не выйдет.

Я видела, как Нэлла борется сама с собой и не может победить внутреннего разлада. Кивнув, она медленно поднялась вверх по лестнице и закрылась в своей комнате.

– Больше никаких детей, – услышала я за спиной шипение Дениса, – с меня хватит и этой!

– Согласна, – я опустила голову, – и с меня.

С одной стороны, родители – это безусловное принятие, защита, забота. А с другой – сила, доминирование, власть. Иногда всю жизнь приходится искать верный баланс заботы и власти по той причине, что многие мамы и папы сами не видели в детстве гармоничной модели семьи. Зато в случае успеха благополучие ребенка становится реальностью.

Глава 11

Школа приемных родителей

Новую школу Нэлла выбрала для себя сама. Нашла учебное заведение в центре Москвы, на Кутузовском, которое поддерживало очно-заочную форму обучения, и самостоятельно отнесла туда документы. Я приходила в это учебное заведение всего несколько раз, на родительские собрания, которые случались нечасто, и потом в финале – на последний звонок. На этот раз мы заранее обсудили с ребенком, что отныне учеба это целиком и полностью ее ответственность. Я не буду больше вникать в темы уроков, смотреть тетради и уж тем более беспокоиться о заданиях. Готова нанять репетиторов, если они понадобятся для подготовки к поступлению в вуз, но и только.

Разумеется, сделать это нужно было гораздо раньше: научить дочь учиться и распределять свое время самостоятельно, а после передать задачу учебы ей. Но вечный родительский страх, от которого я никак не могла отделаться, и чувство вины за то, что упустила ребенка, мешали моему собственному развитию.

Часто бывает, что мамы, которые по разным причинам не смогли обеспечить надежный контакт в младенчестве, начинают в подростковом возрасте «запрыгивать в последний вагон» и впадать в гиперопеку.

Мне было непросто осознать эту ошибку и буквально держать себя за руку, чтобы не тянуться к учебникам и тетрадям Нэллы. Но я справилась.

В новой школе учеба постепенно наладилась. По крайней мере, забегая вперед, троек в аттестате дочери нет, а баллы на ЕГЭ она набрала хоть и не блестящие, но приличные. И все-таки главным результатом стало то, что школа перестала наконец разрушать наши с ней отношения.

Дочь ждал восьмой класс.

А нас с Денисом – Школа приемных родителей. Спустя многие годы раздумий, размышлений и сомнений мы наконец созрели. И, кроме того, получили серьезный толчок.

В тот год, это был две тысячи двенадцатый, Госдума приняла закон Димы Яковлева, запрещающий американское усыновление в России.

У той медали оказалось две стороны – о сиротстве в нашей стране начали говорить. В средствах массовой информации появились качественные статьи, стали доступны цифры и факты, а главное – Школу приемных родителей сделали обязательным этапом на пути к усыновлению.

ШПР стала важнейшим вкладом в развитие семейного устройства.

Мы с Денисом смогли наконец обо всем серьезно поговорить. Обсудить, сидя на кухне, наши риски и возможности. Наши ресурсы и недостатки. За все годы брака это был первый большой и глубокий разговор, который касался всей системы нашей семьи. И прошлого – наших родительских семей, и будущего – наших детей. Мы с Денисом все еще тащили многие проблемы из собственного детского опыта, из тех установок, которые получили сами после рождения. Брак моих родителей и родителей Дениса распался. Ни ту, ни другую семью нельзя было назвать гармоничной. Роли матери и отца были нечеткими. В обеих семьях основной груз ответственности лежал на женщинах. Такая искаженная модель повсеместно встречалась в советское время: супруг оказывался еще одним ребенком в семье. А уж о бережных, полных любви и поддержки, супружеских отношениях, к сожалению, даже речи не шло. Нам негде было взять нужный пример. Приходилось строить собственную семью интуитивно, спотыкаясь и падая на каждом новом шагу.

Мы оба смогли признать, что стабильность, которой мы достигли в материальном плане, не означает семейного благополучия в целом. А как следствие, не означает и благополучия ребенка.

Рассматривать благополучие ребенка вне контекста семейной системы, супружеских отношений, физического и психологического состояния обоих родителей бессмысленно. Усилия, направленные на счастье ребенка, должны быть направлены на создание гармонии внутри семьи. Положительные изменения могут прийти через готовность работать над собой и через осознанность взрослых.

– Слушай, мы уже шесть лет ходим вокруг да около, – Денис тоже считал, что дальше тянуть с решением нельзя.

– Понимаю, – холодной головой в той ситуации, как ни странно, оказалась моя, – но нельзя