Человек в шинели - Фёдор Андреевич Третьяков

живот раненому: ему только что сделали «капитальный ремонт». На табурете сидел главный хирург, майор медицинской службы Клименко. За смелые искусные операции его в дивизии называли «Чудесный доктор». Бывало не раз: привезут в медсанбат человека со страшным ранением в голову или в грудь. Кажется, все кончено, а Клименко осмотрит раны, внимательно выслушает раненого и прикажет:　

— Срочно к операции… Попробуем!

«Проба» иногда тянулась часами. А потом… месяца через три откуда-нибудь с Урала приходило письмо: раненый поправлялся. Так было не раз…　

Сейчас, сидя на табурете, Клименко давал указания и следил, как «пеленали» воина. Когда перевязка была закончена, санитары положили его на носилки, чтобы погрузить на автомашину для отправки в тыловой госпиталь. Клименко вышел из палатки покурить. Я «насел» на него и стал просить сделать все для спасения Москалева.　

Но, выслушав меня, он невозмутимо сказал:　

— Он еще жив? Часа два назад смотрел его. Мы сделали все, но спасти невозможно. Лейтенант обречен…　

И все-таки мне не верилось, что сильный, молодой человек должен умереть. Не верилось…　

— Я прошу вас, посмотрите его еще раз! Может быть, за это время что-нибудь изменилось? Может, сильный организм…　

Клименко улыбнулся. Теперь ясно обозначилась в глазах усталость. Трещины морщинок раскололи лицо. Нервно глотая дым папиросы, он нехотя шел за мной.　

За эти несколько минут Москалев совсем сник: посинели губы, заметно помутнели глаза. Офицер находился в полузабытьи.　

Присев на корточки, Клименко осторожно прощупал раны на пояснице, проверил пульс. Лицо его стало будто каменным, он задумался, потом спросил:　

— Ну как, лейтенант, боль теперь меньше беспокоит?　

— При чем тут боль?.. Я все бы вытерпел, только бы жить…　

— Мы все сделали. Теперь от вас, от организма зависит. Настройте себя, уверуйте, что выживите, и вы будете жить.　

— Нет, доктор, не верю… Знаю — конец, — говорил слабым голосом раненый.

— Зря. Вы должны верить! — сказал хирург, наморщив лоб. — Солдату верить в себя надо, всегда и во всем…　

Клименко, вырвавший из лап смерти сотни людей, сейчас, будучи бессильным помочь, обнадеживал обреченного человека, стараясь внушить ему волю к жизни…

* * *

В батальоне я пробыл часа два с половиной. Сделав все, что мне нужно было, я направился назад, на передовую. Решив сократить путь, пошел по другой дороге. Не успел углубиться в лес, как меня догнал Долгухин. Рука солдата была перевязана белоснежным бинтом и полусогнутой подвязана к шее. Сам он заметно приободрился, свежее стало лицо. «Умылся, наверное», — подумалось мне.　

— Ну, как, Матвей Кириллович, помощь оказали тебе? — спросил я у него. — Быстро ты, однако…　

— Подремонтировали. Даже перекусить успел…　

Солдат довольно улыбался. Пока я справлялся с делами, выполняя задание комдива, Долгухину обработали рану, сделали перевязку.　

— Рана не опасная. Правда, хирург сказал, что осколок малость кость задел. Дня три велел в команде выздоравливающих побыть…　

— Ну и хорошо, пока рука подживет, отдохнешь.　

Солдат будто ощетинился от этих слов. В глазах вспыхнул суровый огонек. Шаги стали энергичные, быстрые, а здоровая рука в такт им то высоко взлетала, то опускалась. Чувствовалось, Долгухин был хорошим строевиком…　

— Легко сказать, отдохнешь. Товарищам-то там каково? А я вроде как на курорте. Не дело это, не дело, — возбужденно проговорил пехотинец.

— Зря сокрушаешься, товарищ Долгухин! Совесть твоя чиста, дрался с врагом честно. Кровь пролил за Родину. Для пользы дела ведь задерживают в медсанбате…　

— Так-то оно так, а все-таки в медсанбате мне негоже отсиживаться, — не унимался раненый. — Я провожу, однако, вас, товарищ майор… Опасно по лесу-то одному ходить. Фашиста ведь только выгнали отсюда.　

— Ну, пойдем, если хочешь…　

Мы шли через изуродованный войной лес. Изрядно заросшая травой тропинка виляла между молодых сосен, огибала участки березняка. На пути попадались окопы, разбитые ящики от боеприпасов. Попался целый штабель аккуратно сложенных немецких мин.　

У высокой разлапистой сосны лежала мертвая лошадь. Чуть дальше из травы торчали ноги второй. А вот… солдат. Наш, советский. Подошли: грудь залита кровью, в руке, откинутой в сторону, автомат.　

Долгухин склонился над убитым.　

— Да ведь это ж из нашей роты! Востриков!..　

Он осторожно вынул из рук убитого автомат, направил вверх ствол, нажал на курок. Раздался щелчок.　

— Беда-то какая, а?! — сказал Долгухин. — Курок взведен, а патронник пуст. Может, из-за этого и погиб?..　

Чуть подальше, в измятой окровавленной траве лежало два убитых гитлеровца. Было вполне правдоподобно, что здесь произошла схватка; в горячке боя Востриков забыл перезарядить автомат и погиб, хотя патронов у него было много — на ремне висел полный диск.　

Долгухин отстегнул с ремня убитого заряженный диск и, зажав между ног автомат, вставил в него диск.　

— Захоронить бы надо товарища, — забеспокоился он.　

— Конечно надо. Вот что, возвращайся-ка в медсанбат и попроси от моего имени у командира двух солдат с лопатами и плащ-палатку. Захороните погибшего…

— Нет уж, разрешите я еще немного провожу вас, — решительно сказал Матвей, шагая рядом. Заряженный автомат висел у него на здоровом плече.　

Впереди гремел бой. На передовую пролетело десятка три краснозвездных самолетов. За невысокой горой «сыграли» «катюши», и огненные хвосты ракет прошумели над головой. Где-то впереди, словно захлебываясь, длинными очередями стучали станковые пулеметы. Грохот боя то нарастал, то затихал, удаляясь. На полянах тени деревьев стали длинноногие, тонкие. Солнце опускалось за лес, из-за горы потянуло прохладой.　

Вдруг Долгухин метнулся в сторону и, упав за деревом, прицелился из автомата. Я машинально присел за куст, выхватил из кобуры пистолет. «Напоролись на засаду», — подумалось.　

Не успел я разобраться в чем дело, как совсем близко впереди протарахтел автомат. Я видел, как пули сорвали кору на молодой сосенке, и ствол дерева в этом месте побелел. На мою голову упала большая ветка, срезанная свинцом. Было ясно: стреляют по нас, но откуда? Припав к земле, я отстегнул от ремня гранату и быстро вынул чеку. Приготовился…　

Сомнения не было — напоролись на гитлеровцев; поблизости своих никого, медсанбат остался далеко позади, а до подразделений переднего края еще не добрались. Наверное, зашли на стык и очутились в расположении врага…　

Но сколько я ни всматривался в зеленеющий впереди кустарник, ничего не замечал. Не видно было и Долгухина. Пришлось осторожно отползти в сторону, чтобы из-за более ветвистого куста получше осмотреться. Но неподалеку снова раздалась автоматная очередь. Пули с визгом впились рядом в сосну. И в тот же момент на какой-то миг показалась широкая спина Матвея Долгухина: солдат быстро приподнялся, сделал рывок и упал на землю. Раздался оглушительный взрыв… Громкое эхо в лесу заглушило трескотню пулеметов, что бесновались где-то за высотой.　

Держа наготове гранату, я приподнялся в