Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Шубин тогда отделался устным выговором; но, с другой стороны, генералы точно знали, за что этого парня будут награждать. За дело.

Наконец сложно не оценить внимание советской власти к поэзии, к песням.

Сам факт написания «Волховской застольной» (в представлении она была названа «Песней о Волхове») и «Ленинградской песенки» (в представлении, чтоб не слишком легкомысленно, она поименована «Ленинградской песней») приравнивался к доблестным поступкам – в совокупности с шубинскими фронтовыми приключениями и злоключениями, – тянувшим на самую честную солдатскую медаль!

И разве ж советская власть была не права?

Свою «За отвагу» Шубин получил 15 июня 1943 года.

«Хорошо, что война состоит не только из сражений, боёв, атак, неизбежных потерь, горестей и печалей, – вспоминал Дёмин. – Были у нас с Павлом Николаевичем и весёлые часы, знавали мы и заразительный смех от воистину комических происшествий, и радость от встреч с друзьями, товарищами. Бывали встречи-сюрпризы, которых и нарочно не придумаешь».

Как-то Шубин открыл Дёмину стихи ещё одного отличного современного поэта – Анатолия Чивилихина, ленинградского своего товарища.

Дёмин: «И тут я удивил Павла Николаевича: я уже виделся с Анатолием Чивилихиным, встретился с ним в редакции газеты “На разгром врага” 59-й армии, куда его с должности командира стрелковой роты 110-й стрелковой дивизии перевели… в армейскую газету.

К немалому изумлению Павла Николаевича, я сказал, что у нас есть возможность незамедлительно, сейчас же, повидаться с его другом.

– Если редактор “не угнал” его в часть…

Встреча друзей-поэтов была бурной, тёплой и очень трогательной, хотя оба и старались напустить на себя фронтовую суровость, быть без сантиментов.

Ну как же такую встречу не отметить чаркой?!

А вот чарки-то и не оказалось. Посуда, сама чарка, была, а чем её заполнить – не было.

Анатолий Чивилихин принял всё возможное, чтобы раздобыть хотя бы немного какого-нибудь “горяченького” напитка. Он незамедлительно, одну за другой обошёл все землянки офицеров штаба армии, где могла оказаться “живительная” влага, но… тщетно!..

Кто-то из сотрудников редакции обнадёжил сообщением о том, что накануне вечером в Военторге разгружали ящикис бутылками – несомненно, это было вино.

Но посланный к начальнику Военторга армии старшему лейтенанту Пинхасику офицер редакции вернулся ни с чем. Пинхасик отказал.

Вот тогда Шубин, о чём-то пошептавшись с Чивилихиным, оторвал от рулона полутораметровый кусок бумаги и что-то кистью написал и, обернувшись ко мне, сказал:

– Пойдём с нами. Тебя тут знают, делегация будет более внушительной.

Подойдя к землянке Военторга, попросили выйти к нам Пинхасика. Через некоторое время он вышел – важный, явно недовольный, всем своим видом показывающий непреклонность. И я подумал, что и наша одиссея провалилась. Но лицо Пинхасика вдруг расплылось в улыбке, через мгновение он уже хохотал. Куда девался его неприступный вид!

Я повернулся к Шубину и так же, как Пинхасик, рассмеялся – друзья держали за края развёрнутый лист, на котором крупными буквами было написано:

«Нам не надо мёду с пасек, нам бы водочки пинхасик».

Какое же сердце выдержит, не содрогнётся от такой просьбы, так красиво, оригинально выраженной?

Пинхасик не устоял».

11 апреля 1943 года весёлый, любимый всеми майор Шубин был представлен к ордену Красной Звезды.

Очередная боевая характеристика на майора Шубина гласила: «Товарищ Шубин в редакции газеты “Фронтовая правда” работает с января 1942 г. Систематически выступает в газете как поэт и очеркист. Во время боёв в районе Синявино в августе-сентябре 1942 г. написал ряд интересных и волнующих очерков о героях Отечественной войны. Активно участвует в юмористическом отделе “Пли” с сатирическими произведениями. Очень популярен среди бойцов и командиров как автор лирических стихотворений на темы фронтовой жизни.

В качестве специального корреспондента принимал участие: во время боевых операций 111-й стрелковой дивизии за прорыв немецкой обороны на Волхове – в районе Мостки, Любино Поле, Красная Горка; во время боёв за прорыв окружения к Ударной армии в действовавшем батальоне 29-й танковой бригады; во время операций 4-й армии в районе Кириши; во время боёв в районе Синявино и во время боёв за прорыв блокады Ленинграда в январе 1943 г.».

Наградной лист от 14 февраля 1944 года – в связи с вручением ордена Отечественной войны II степени – продолжал послужной список: «Во время боёв за прорыв блокады Ленинграда работал в частях 64-й гвардейской и 18-й дивизиях в качестве корреспондента газеты. В качестве корреспондента газеты принимал участие в подавляющем большинстве операций частей фронта».

Неизбежным для него было получить новые ордена, но в августе 1944-го случились события, которые не только поломали военную его карьеру, но, кажется, надломили и саму жизнь.

Донесение начальника политуправления Карельского фронта генерал-майора тов. Калашникова от 30 августа 1944 года: «В пути следования у деревни Чусово Олонецкого района специальный корреспондент редакции газеты “В бой за Родину”, майор административной службы Шубин Павел Николаевич встретил двух девушек-жительниц этого района, в разговоре с ними обвинил их в сожительстве с финскими офицерами и потребовал предъявления документов. У Ченгоевой паспорта с собой не оказалось, и он её задержал. В будке, куда Шубин завёл девушку, пытался её изнасиловать, нанёс по голове два удара пистолетом, порвал кофточку. На крики Ченгоевой прибежали проходящие военнослужащие и обезоружили Шубина».

…Что же это было?

Шубин! Красавец! Силач! Знаменитость! Которого и так обожали женщины!

Дёмин пишет о нескольких нервных срывах, случившихся в том году, – которые Шубин, впрочем, привычно преодолевал, – но ведь копилась где-то едкая горечь в сердце.

«В небольшой деревушке возле станции Подберезье, только что отбитой у врага, где мы сделали короткую остановку, к нам подошла старая, измождённая женщина и попросила нас пройти с ней за двор. То, что мы увидели, заставило замереть сердце.

В лужице, едва покрытой тонким ледком, лежали четыре девушки 16–18 лет и мальчик 14–15 лет, расстрелянные немцами утром этого дня, за несколько часов до освобождения деревни, как нам сказала женщина.

На телах девушек были следы жестоких надругательств и пыток. У одной из девушек была отрублена выше локтя рука, которая тут же и лежала. У мальчика в стареньком пиджачке в кармане я увидел бумагу. Оказалась “спасительная молитва”, написанная его матерью, где именем Христа охранялась всю жизнь. Нет, не спас Христос русского мальчика – тело его было буквально прошито автоматной очередью в упор.

Шубин, тот Шубин, из которого трудно было, невозможно выбить слезу, подошёл ко мне, положил голову на моё плечо и беззвучно заплакал, содрогаясь всем телом».

Это случилось ещё в январе 1944-го.

Ещё через неделю – новое потрясение.

«…С передовыми частями, взявшими штурмом Новгород, наша группа военных