Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Мы пробежали под широкой аркой крепостных ворот и очутились в Кремле. Хочется скорее взглянуть, увидеть памятник “Тысячелетие России”. Огляделись – и сразу испортилось наше настроение. Кругом – тягостное зрелище. Немыми свидетелями средневекового вандализма и варварства ХХ века стояли обугленные колонны, продырявленные снарядами стены зданий, развороченные фундаменты исторических шедевров новгородского зодчества.

Купола Софийского собора ободраны. Всё занесено снегом. Другие сооружения Кремля сожжены, разрушены. В центре Кремля видится основа памятника “Тысячелетие России” – творения гениального Микешина.

Фашисты пытались распилить памятник, разобрать его по частям, увезти в Германию. Но не успели осуществить это злодеяние. А вот бронзовый пояс памятника аккуратно распилен и сложен в штабеля.

…немцами была создана специальной команда, успевшая разобрать в основном памятник. Уже подали и железнодорожный состав, чтоб погрузить его и увезти… Помешала наша лыжная бригада, захватившая вокзал.

И тогда, в самые последние минуты перед бегством из города, фашисты утолили свою злобу – взорвали остатки памятника. Когда мы к нему подошли, ещё не рассеялся запах взрывчатки.

Мы увидели разбросанные в снегу, словно солдаты, павшие на поле боя, статуи выдающихся русских государственных деятелей, поэтов, художников, полководцев. Поверженные и изуродованные, у пьедестала лежали статуи князя Владимира, князя Дмитрия Донского, Ивана Грозного, Суворова…

Насупленный, негодующий ходил у памятника Шубин, побывал у Софии, у звонницы, где не было вечевого колокола. Увиденное в Кремле потрясло Павла Николаевича, – безмерно, безгранично любившего Россию».

В феврале 1944-го ему исполнилось тридцать.

Задумался ли он о том, что пережил Есенина, что Лермонтова пережил уже давно, – но дал ли в жизни что-то сопоставимое с ними?

Или, напротив, миновал эту дату, махнув рукой?

…Выпивать он всё равно стал чаще. Горевать стал чаще.

Какой бы ни был он боец, задира, боксёр – а в груди всё равно жило сердце поэта.

Из Новгорода направился Шубин со своими частями в сторону Заполярья.

Дёмин: «До нас, военных, по многим местам в Заполярье и человек-то никогда не проходил, и если добавить ко всему сказанному полугодовую полярную ночь и полугодовой день, то трудностей для ведения боевых действий на этом фронте прибавилось.

Солдатский быт в Заполярье был ещё суровее, чем на Волхове, – окоп не выроешь: или вода, или вечная мерзлота, или гранит. Топливо для войск – тяжелейшая проблема.

На десятки верст – ни одного деревца, чтоб его можно было срубить, расколоть, чтоб развести костёр, погреться или приготовить пищу».

Валы окаменевшей грязи

В полкилометра высотой,

Богатые в однообразье

Мучительною пустотой, —

напишет он в том же 1944-м в стихотворении «Солдаты Заполярья».

Мучительная пустота заела?

Полярная ночь?

Весной, пишет Дёмин, Шубин простыл, сильно болел.

Но советский исследователь творчества Шубина Александр Коган ставит иной диагноз: может, и болел, но вообще у него той весною случился разлад с женой и следом – жесточайший запой.

И увенчало всё это – непотребство с избиением женщины.

За такое по тем временам могли и расстрелять.

Была ли та девушка в сожительстве с финскими офицерами или нет – следствие даже не посчитало нужным сообщить. Если и была – что теперь: советские майоры могут их насиловать? Бить рукояткой пистолета по голове?

«23 августа 1944 года Военный трибунал фронта в своём заседании установил факт [совершения] преступленияШубиным, предусмотренный ст. 193-28 Уголовного кодекса РСФСР, и приговорил его к 8 годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях, без поражения в правах и без конфискации имущества, с лишением воинского звания “майор административной службы”».

«В соответствии с примечанием 2 к ст. 28 УК РСФСР исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий и направить Шубина в действующую армию».

«Разъяснить подсудимому, что если он на фронте проявит себя стойким защитником Союза ССР, то, по ходатайству командования части, он сможет быть освобождён от отбывания назначенной меры, или мера наказания ему может быть заменена более мягкой».

«Приказ: майора а/с Шубина считать исключённым из списков редакции с 31 августа 1944 года».

Остаётся лишь удивиться гуманности советского суда. Могли приговорить к расстрелу, но дали восемь лет.

Могли бы посадить – но чего зря человека за решёткой держать? – направили в действующую армию. Причём даже не в штрафбат.

Но там и без штрафбата было жутко.

Шубин угодил, теперь уже рядовым бойцом, в самое полымя Петсамо-Киркенесской операции.

То был прорыв войск Карельского фронта и Северного флота, проведённый против немецкой группировки в области Петсамо и провинции Финнмарк на севере Норвегии с 7 октября по 8 ноября 1944 года. В советской историографии операция та именуется Десятый сталинский удар.

Дёмин, не сказав в своих подробных воспоминаниях о крахе, постигшем товарища, коротко сообщит: «Во время проведения Петсамско-Киркенесской операции Павел Николаевич Шубин неоднократно принимал личное участие в отражении атак противника».

Иными словами: воевал в самом прямом смысле – бился с автоматом в руках, простым стрелком. Но награды ему – теперь уже не за эпизодические схватки, а постоянные – пока не светили.

Осенью – зимой 1944-го Шубин напишет самый мрачный, самый тяжёлый, но при этом сильнейший стихотворный цикл – «Чёрное пламя». Об исходе любви. Об утрате жизненных сил, радости, полноты чувств.

Это оттуда – звучит как эпитафия.

Есть у каждого в жизни

Такая черта,

За которою, кажется,

Нет ни черта,

Ни знакомых богов,

Ни запретных границ,

Окаянного сызмальства

Окрика: «Цыц!»

Только есть человек,

Словно ива, простой…

Это – грёза,

А мир не бывает пустой.

Я однажды шагнул

За проклятый порог —

И тебя потерял,

И себя не сберёг.

…Впрочем, свои люди, сослуживцы, командиры, знавшие ему – высочайшую! – цену, не оставили Шубина.

Это там где-то есть Симонов и есть Тихонов – огромные советские литературные величины, любимцы Сталина, – а у них был свой: Шубин. Ничем не хуже, а то даже и лучше. Шубинские командиры видели его в любой работе. Они с ним в одних блиндажах годы уже провели. Они стольких золотых товарищей вместе с ним перехоронили.

Переждав, перетянули Шубина обратно в газету.

Какую должность дали теперь? «Фронтовой поэт»!

Поэт имеет право быть рядовым. Рядовым и не вполне идеальным по своим качествам. Ну не убил же он никого в тот злосчастный день. А кто там и когда на девках кофточки разрывал… это отдельный разговор. Зашили ту кофточку давно. И голова у