На страже Родины. События во Владивостоке: конец 1919 – начало 1920 г. - Карл Николаевич Хартлинг

26 января в 3 часа утра в здание Окружного суда прибыл полковник Плешков.

Он еще раз просил полковника Рубца настоять на том, чтобы мы по указанным выше причинам не расправлялись бы жестоко с восставшими. При этом свидании полковник Плешков обсудил с полковником Рубцом подробности действий в предстоящем наутро столкновении.

Предполагалось, что:

1) батальон школы атакует Коммерческое училище со стороны Суйфунской площади;

2) правее батальона школы будут действовать пластуны полковника Патейшвили;

3) морская учебная рота должна была наступать по Нагорной улице;

4) гардемарины двинутся с улицы Петра Великого.

Полковник Плешков надеялся получить два орудия от прибывшего во Владивосток Амурского артиллерийского дивизиона, но оказалось, что атаман Калмыков19, не доверяя этой части, отобрал у орудий замки.

В это время на путях Владивостокской железнодорожной станции находилось только что прибывшее из Сибири 2-е Артиллерийское техническое училище20. В эшелоне этой части нашлась всего-навсего одна исправная пушка, но ни снарядов, ни лошадей не имелось.

Полковник Плешков решил использовать это орудие. Но для этого надо было получить лошадей от Амурского артиллерийского дивизиона и передать их в училище. Кроме того, училище должно было получить снаряды из одного из владивостокских военных складов. На все это требовалось, конечно, время. Моя рота была назначена в прикрытие к сформированной таким способом одноорудийной батарее.

Атаман Иван Павлович Калмыков

В 4.45 я поднял свою роту и поспешил с ней на вокзал к артиллеристам. По пути мою роту задержали японцы, категорически отказавшиеся пропустить меня дальше.

Я пошел объясняться с японским комендантом станции Владивосток. Здесь окружившие меня японские офицеры не понимали меня. Не зная ни слова по-японски, я старался им объяснить, что я командир роты, верной правительству адмирала Колчака, но моих объяснений никто не понимал… Наконец один японец, ткнув меня в грудь рукой, спросил: «Семенов? Калмыков?» Я ответил: «Да, да, Семенов, Калмыков».

Японцы были очень рады, что мы наконец договорились, похлопали меня по плечу и пропустили меня с ротой.

Было еще темно. Артиллеристы-юнкера, при ограниченном количестве фонарей, занимались пригонкой постромок.

С трудом разыскал я начальника Артиллерийского технического училища. Это оказался старичок-полковник (фамилию его я забыл теперь). Нам до рассвета нужно было пройти на Суйфунскую гору мимо бунтовщиков, и потому я стал торопить начальника училища; но артиллеристы делали все так медленно, что я принужден был пригрозить полковнику, что брошу их на произвол судьбы и с ротой присоединюсь к нашему батальону.

– Обойдемся и без вашей пушки! – заявил я.

Такое мое заявление, кажется, подействовало на артиллеристов, и они вскоре были готовы.

Так как начинало уже светать, то я предложил изменить маршрут и взобраться на Суйфунскую гору по Комаровской улице. Старичок-полковник на это сказал:

– Вы местный офицер, мы же только вчера приехали сюда из Омска, не разбираемся ни в здешней политической обстановке, ни в местности. Ведите нас, куда хотите!

Только мы двинулись с вокзала, ко мне подошел артиллерийский подполковник и спросил:

– А где же рота, которую нам обещали в прикрытие?

Я ответил ему, что я с ротой и являюсь их прикрытием.

– Послушайте, – продолжал подполковник, – ведь это безумие, у вас и взвода не наберется, а вы это называете ротой! Разве вы можете нас охранять от всяких случайностей?

Я возразил, что мои 26 человек равняются 200 повстанцам, так как мы – сплоченная часть, что мы и показали во время Гайдовского восстания, когда 160 человек нашей школы атаковали вокзал, занятый не менее как 2000 повстанцев…

Подполковник, видимо, был из сварливых: все ворчал и все критиковал. Возмущало его, что теперь все восстания ликвидируются только одними военно-учебными заведениями, что так долго продолжаться не может, что надо идти на какие-то уступки.

Я спросил его, не считает ли он возможным войти в соглашение с большевиками, но затем добавил, что в настоящий момент не время и не место вести такие разговоры и что нам теперь надо постараться возможно успешнее выполнить возложенную на нас задачу.

* * *

Комаровская улица оказалась слишком крутой. Лошади выбивались из сил. Их распрягли, и юнкера-артиллеристы и мои общими силами потащили орудие в гору… Я прошел вперед. В нескольких шагах за мною шел старичок-полковник. На вершине по Комаровской улице показался полковник Рубец. Он сердито окрикнул меня:

– Где ваша пушка? Кто тут старший из артиллеристов? Почему до сего времени артиллерия не на позиции?

Старичок-полковник выдвинулся вперед. Полковник Рубец набросился на него:

– Ведь вам приказано было к шести часам тридцати минутам быть на позиции, а теперь уже без десяти семь. А где же ваша пушка?

Начальник Артиллерийского технического училища указал вдоль улицы, где юнкера с трудом тащили орудие.

– Через четверть часа пушка должна быть готова к выстрелу. Если это мое требование не будет исполнено, я прикажу вас, полковник, расстрелять, как старшего артиллериста, за неисполнение моего боевого приказания. Поняли?

– Так точно, господин полковник.

Бедный старик совсем растерялся. Когда полковник Рубец отошел от нас, старичок подошел ко мне и спросил:

– Неужели он мог бы выполнить свою угрозу?

Мне хотелось загладить происшедшую неприятную сцену, и я сказал, что полковник Рубец всеми нами уважаем, как бесстрашный начальник, но вместе с тем он требует от всех беспрекословного повиновения и для проведения своих требований он не остановится ни перед чем.

– Недаром же я с пяти часов все тороплю вас, господин полковник, – закончил я.

Через четверть часа орудие было готово к открытию огня.

– Пушка-то русская, а снаряды французские! – сказал мне старик-полковник. – Боюсь, как бы при выстреле не разорвало орудия.

* * *

По заранее условленному сигналу раздалось три или четыре (теперь уж не помню точно) орудийных выстрела. С высоты Суйфунской горы я видел, как по Суйфунской площади пошла в наступление наша 4-я рота. Бойцы этой роты не стреляли. Не было произведено ни одного выстрела и со стороны Коммерческого училища.

За Коммерческим училищем возвышалась горка с пожарной каланчой. Мне было хорошо видно, как небольшая группа людей, одетых в солдатские шинели, быстро взбиралась по склону этой горки. Только подумал я: «А ведь это революционный комитет утекает из Коммерческого училища, хорошо бы по нему дать несколько залпов», как моя мысль уже проводилась в жизнь капитаном Волковичем.

Наша 2-я рота начала залпами стрелять по вышеозначенной группе. Расстояние было слишком велико, и, по-видимому, революционерам удалось удрать без потерь.

* * *

Прервав здесь повествование о боевых действиях, я хочу привести несколько бытовых картинок пережитого тогда нами времени.

Шла кровавая борьба между белыми