На страже Родины. События во Владивостоке: конец 1919 – начало 1920 г. - Карл Николаевич Хартлинг

и красными. Но большая часть населения не понимала сущности этой борьбы, так как не уяснила, чего же окончательно добивается каждая из враждующих сторон. Большевики обещали неимущим и сельскому населению положительно «все», но на дороге этой стояли здравомыслящие и благородные элементы, к которым примазалось, конечно, немало вредных субъектов, прикрывающихся для вида своею преданностью законности. Все эти элементы по терминологии большевиков именовались «белыми офицерами» – сторонниками павшего режима.

Малоимущие и полутемные массы легко шли на удочку большевиков, отдавая свои симпатии красным.

Имущие же знали, что большевики национализируют имущество, а потому скорее симпатизировали колчаковцам.

К сожалению, правительственные служащие Владивостока получали свое жалованье «сибирскими» деньгами, а ценность последних, ввиду неудач на фронте, катастрофически падала. Поэтому положение всех служащих с каждым днем становилось все более и более тяжелым. Часто со стороны этих служащих можно было услышать фразы, подобные такой: «А, чтобы сдох ваш Колчак!»

Юнкера Учебной инструкторской школы на Светланской улице

В общем, обыватель не присоединялся ни к красным, ни к белым, а выжидал «чем все это кончится».

* * *

Как только орудие было втянуто на Комаровскую улицу, я приказал портупей-юнкеру Михаилу Балышеву встать на перекрестке Суйфунской и Комаровской улиц и никого из прохожих не пропускать вниз по Суйфунской, так как через несколько минут над этой улицей должны были пролетать снаряды, и она могла оказаться под пулеметным огнем со стороны розановских егерей.

Балышев остановил двух старушек, заявив, что сейчас начнется стрельба. Старушек это как-то совсем не удивило, и только одна спросила: «Как, опять переворачиваетесь?» А другая добавила: «Ну-ну, переворачивайтесь!» – и обе свернули на Комаровскую улицу.

Подобное безразлично-беспечное отношение к переворотам жителей Владивостока объяснялось тем, что из-за присутствия интервентов Владивосток не знал особенно кровавых переворотов, а обыватель привык к тому, что время от времени нужно было «переворачиваться».

Грянул первый орудийный выстрел.

Ко мне подошел какой-то американец, одетый в шубу. Из-под нее торчали пижамные штаны. Видно было, что он только что соскочил с постели. На скверном русском языке он заявил мне, что он американский гражданин, живет в ближайшем от орудия доме и желает знать, не угрожает ли ему и его семье опасность, если они будут находиться в этом доме?

Мой ответ, что я не могу ручаться за безопасность его жизни в дни боевых действий в самом городе, американца как будто бы удивил, и он еще раз подтвердил, что он американский гражданин и хотел бы знать, к кому он должен обратиться, чтобы дом, им занятый, не подвергался обстрелу.

На Суйфунской улице стоял дом моего тестя. Его семья и мои дети были в это время в загородном доме.

Я был знаком почти со всеми жильцами дома. Все они после первых же выстрелов орудия выбежали на улицу. Среди них был банковский служащий господин Королев, который обратился ко мне с вопросом:

– А где же мой сын?

Его сын был юнкером 4-й роты.

Я указал господину Королеву на наступавшую по Суйфунской площади 4-ю роту и сказал, что его сын находится в рядах этой роты.

Консульство США во Владивостоке

Бедный старик стал креститься и молиться о сохранении жизни своего сына, идущего в бой на глазах отца.

– А Вася Меркулов тоже там? – спросил меня снова Королев.

– Оба они, и Вася, и ваш сын, там. Бог даст, вернутся невредимыми.

Между тем 4-я рота школы, наступая на Коммерческое училище, скрылась за складкой местности, и с горы, где я находился, не было видно, как она добралась до подъезда училища.

Слышно было лишь: «Ура!», когда наши бойцы бросились в атаку.

Мне рассказывали потом, что первыми в подъезд вскочили полковник Рубец и капитан Питалев.

По другой версии, картина получалась иная.

В то время, когда 4-я рота закричала «Ура!», к подъезду училища подкатил автомобиль, из него выскочил с бомбой в руках полковник Патейшвили, и он первым ворвался в подъезд.

В подъезде училища стояли два пулемета и при них несколько егерей. Все егеря без единого выстрела, поднимая руки кверху, стали сдаваться 4-й роте. Туда же, к подъезду, подоспела наша 2-я рота.

Когда до меня дошли сведения о мирной сдаче егерей, я не знал, что делать: двинуться с ротой к Коммерческому училищу или оставаться на месте, охраняя пушку?

Эта охрана меня связывала, и я решил пока что забежать к священнику, который звал меня отпить чайку со свежей булочкой.

Не успел я выпить и одного стакана, как появился юнкер и доложил, что полковник Рубец требует меня с полуротой в здание Коммерческого училища, а другую полуроту приказывает оставить на прикрытие «артиллерии».

Делать нечего, поделил я своих 26 бойцов: 12 оставил при орудии, а 14 взял с собой.

По прибытии в Коммерческое училище узнал, что революционный комитет исчез бесследно, егеря в деле потеряли четырех человек убитыми, у нас же потерь не было вовсе.

Сдавшиеся егеря, в большинстве своем татары, строились на улице. Их было решено отвести на Русский остров и сдать в Русский легион во Франции на его укомплектование. Так закончилось усмирение розановских егерей.

* * *

Отобедав в ресторане Кокина, где был приготовлен обед для моей роты, мы отправились, согласно полученному приказу, к себе домой на Русский остров. Моя рота конвоировала повозки с оружием и патронами.

Мы шли домой в полном порядке. Перед спуском на лед, близ Эгершельда, нас обогнала кавалькада – несколько наших офицеров на верховых и обозных лошадях Егерского батальона. Они скакали, спускаясь на лед бухты.

Шум и гам этой группы произвел на меня неприятное впечатление. Мелькнула мысль: «Наша школа стала терять дисциплину».

XI

В поисках выхода

Посещение полковника Рубца командирами батальонов школы. – Старшие штаб-офицеры школы у ее начальника. – Полковник Рубец во главе школы. – Полковник Унтербергер

Дня два или три после разговора полковника Плешкова с полковником Рубцом и поручиком Кузнецовым, описанного выше, на квартиру к полковнику Рубцу явились вечером, часов в шесть, полковники Боровиков и Охлопков. Последний в это время командовал 2-м батальоном, так как командир батальона – полковник Добровольский – находился в отпуске в городе Харбине.

Отношения у полковника Рубца с обоими штаб-офицерами были чисто официальные, и с их стороны по отношению к полковнику Рубцу, как полагал последний, наблюдалась некоторая предвзятость.

На этот раз прибывшие штаб-офицеры просто обратились к полковнику Рубцу, указали ему на тревожное положение в