Ривалдис: Владыки - DeN TaN

под угрозой. Тихая, далёкая, но неотвратимая. Тревожные нотки вновь зазвучали в голосе лесов, предвещая новые, непростые времена для народа троллей, оставшегося без своего могучего покровителя.

Лишь король тёмных эльфов, в тишине своего древнего леса, улавливал эти зловещие предзнаменования в шелесте листьев. Сами же тролли, не подозревая о грядущих переменах, продолжали жить своей новой, размеренной жизнью, наслаждаясь плодами щедрой земли, которую когда-то с таким трудом научились возделывать.

* * *

Погружённый в тяжёлые думы, Горноглас не заметил, как вернулся к родному поселению. Ноги сами принесли его по знакомой тропе, пока память перебирала обрывки прошлого. На время долгой дороги тревога о грядущем отступила, уступив место воспоминаниям.

Но теперь, очнувшись, старый шаман почувствовал, как на плечи ложится тяжесть предстоящего разговора. Ему необходимо убедить сородичей оставить обжитые земли и бежать от невидимой угрозы.

Горноглас глубоко вздохнул, вбирая в себя знакомые запахи дыма, жареного мяса и влажной земли. Это будет непросто. Тролли укоренились здесь, пустили корни. Они тяжёлые на подъём и вряд ли поверят в пустые рассказы.

Был бы рядом Тагрун… — с горькой усмешкой подумал шаман. Одним своим видом он вмиг бы убедил всех. Мне же придётся искать слова.

— Брог! — его хриплый голос прозвучал громко и властно, разносясь по стоянке.

Другой шаман, старый и седой, опирающийся на кривую палку, поднял на него встревоженный взгляд.

— Собери всех на площади. Я должен выступить перед племенем.

— Что случилось? — пробрюзжал Брог, но в его глазах уже читалось беспокойство.

— Все мои видения оказались правдивы, — твёрдо произнёс Горноглас. — К нам движется война.

Брог глухо охнул, и его морщинистое лицо побледнело. Без лишних слов он развернулся и заковылял к центру поселения, его палка отчаянно стучала по земле, сзывая сородичей.

Тролли стали выходить из хижин, собираться на главной площади. В воздухе витали недоумение и нарастающая тревога.

Среди всеобщего страха и глубокого уныния никто даже не думал о странно быстрорастущем двухлетнем мальчике по имени Харуг, сыне охотника и поварихи. Малыш уже сильно опережал сверстников в росте и силе, тихо сидя на пороге дома и с любопытством наблюдая за суетой взрослых. Его время пока не пришло.

Глава 12. Орки после войны

Земли Синдервейла лежали в руинах. Плодородные равнины были изрыты воронками, почва отравлена ядовитыми испарениями дракозидов и опалена драконьим пламенем. Дышать стало тяжело, есть — нечего. Земля превратилась в безжизненную пустошь, а прошлое висело тяжким камнем на шее у выживших. Горе разъедало души, но первым криком стал крик голода и отчаяния.

Ещё недавно гордые и неукротимые орки считали эти земли своими. Они жили по закону силы, где кровожадность и воинственность были высшей добродетелью. Слабые, старики, женщины и дети занимали самое жалкое место в их обществе. Но война, подобно безжалостному жнецу, скосила почти всех сильных воинов, увлекая за собой в небытие и их могучего предводителя Торака.

Среди обугленных остовов бывших поселений копошились те, кого прежде не брали в расчет — слабые духом, уцелевшие калеки, старики, женщины с осиротевшими детьми. В их глазах плескался не воинственный огонь, а тихая, отчаянная надежда просто выжить. И в этой общей беде родилась странная, неслыханная для орков мысль — уйти.

На этой проклятой земле не осталось будущего. В тенях руин мерещились отголоски ужасной битвы, и каждый шорох отдавался страхом нового вторжения. Решение созрело само собой — уйти по древнему пути троллей, покинувших эти земли триста лет назад. Немногие смельчаки, проделавшие долгий путь, доносили смутные слухи о зелёных долинах, богатых дичью, и о безопасности, о которой они могли лишь мечтать.

Первыми тронулись в путь те, кто выжил в том аду. Именно они, познавшие горечь поражения и потерю вождя, начали собирать разрозненные группы, уговаривая покинуть землю, которая перестала быть домом.

Каждый вечер заканчивался одинаково. Ветераны войны Крови и Панциря усаживались у костра, а остальные собирались вокруг, послушать их истории.

— Помню, как мы держали старый каменный замок, почти у самой границы с Астратором, — хрипло рассказывал одноглазый и безрукий орк по имени Крог, его голос дрожал от гордости. Собравшиеся вокруг слушали, затаив дыхание.

— Никсы лезли словно муравьи, их было не счесть. Но наши лучники, несколько баллист… мы отбивались доблестно, клянусь Клыками! — он рыкнул, и в его единственном глазу вспыхнул огонь былой ярости. — Я помню, как мои стрелы находили глотки многих тварей, что лезли на стену. А потом и мой топор закружился в пляске смерти! Ох, и рубил же я тогда!

Крог замолчал, его лицо исказила гримаса боли — не физической, а памяти о том, что было потеряно.

— Каждый орк стоял насмерть. Я видел, как мой сосед справа погиб, приняв на себя удар никса, метившего в меня. Мы знали, что, отвлекая врагов, помогаем Тораку собрать войско. — Голос Крога сорвался, стал тише. — Но потом… с неба обрушилась смерть. Дракозиды, виверны… их крылья затмили солнце. Даже потеряв руку и глаз под ударом когтистой лапы, я дополз до стены, чтобы выпускать стрелы, пока есть силы. Они разбили нас вдребезги. Лишь единицы уцелели… но мы выиграли время.

Он умолк, тяжело дыша. Вокруг стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями детей и шумом пепла на ветру.

Другой орк, Шарг, с глубоким, едва зажившим шрамом через всё лицо, мрачно вступил в разговор:

— А я как раз подходил с Тораком к вам на подмогу, но мы опоздали. Сильно опоздали. Зато я вживую видел ЕГО в бою, — произнёс он почти с благоговением. — Огромный, как добрый тролль, с кривым зачарованным ятаганом, недобро мерцающим чёрным светом. Клянусь, это величайший воин из всех, о ком я слышал, и я дрался с ним бок о бок.

Шарг говорил с необычайным воодушевлением, его единственный глаз горел:

— Он шёл впереди, круша черепах налево и направо, пробивая броню этих ходячих крепостей, словно гнилое дерево. Такого клинка я никогда прежде не видел. Абсолютно чёрный, блестящий и разрубающий всё и вся. Орки, сражавшиеся рядом, совершали чудеса храбрости — его ярость передавалась и им. Я видел, как Громгар прикрыл собой раненого товарища от огненного плевка… погиб, но спас его. Тогда каждый орк знал — пасть в бою рядом с Тораком величайшая честь. Трусость была позором, смерть — славой.

Голос Шарга внезапно наполнился горечью и болью:

— Торак в пылу сражения оседлал виверну и в воздухе скосил не одну дюжину голов. Но их было слишком много… и у врага появился свой козырь: исполинская черепаха… Она двигалась по полю боя, и земля