Опричнина Ивана Грозного. Что это было? - Сергей Владимирович Бахрушин

Иван Грозный и Семен Курбский. Художник П.П. Соколов

Итак, все притязания Курбского сводятся к тому, чтобы не быть битым без вины и без суда, а в оправдание своего побега он ссылается не на право отъезда, хотя бы устаревшее и вышедшее из употребления, а на Евангелие, которое не только разрешает, но и рекомендует бежать от верной смерти, чтобы не совершить «великого греха» самоубийства. Само собой разумеется, что венец мученика в загробной жизни, который ему предлагал Иван, Курбского не соблазнял.

Не менее ясна позиция царя Ивана: «Жаловати своих холопей вольны, а и казнити их вольны же», и не дело холопа рассуждать, за вину бьют его или без вины.

Если можно считать несомненным, что Курбский не претендовал на право отъезда, то не менее несомненным следует считать то, что его побегу предшествовал ряд столкновений с царем, что ему приходилось прибегать, как это было в обычаях, к печалованию и заступничеству иерархов церкви, и что он бежал в конце концов не от «малого гневного слова» царя, а от более или менее реальной угрозы смерти.

В чем была его последняя вина, и насколько действительна была грозившая ему опасность, об этом Курбскому было лучше знать и судить, чем нам, спустя 400 лет после событий, относительно которых до нас дошло так мало источников.

Указ об опричнине

Выступление митрополита Афанасия и бояр весной 1564 г. должно были убедить царя, что продолжать борьбу с изменами, побегами и своеволием дворян, оставаясь в их среде, в окружении старого Государева двора, невозможно п небезопасно. Еще в 1560 г. царь стал подбирать покорных приверженцев и приводить их к особой присяге. Так в недрах старого Государева двора стал образовываться, как выражался Курбский, как бы «полк сатанинский».

Несомненно, что в 1564 г. в среде боярства и дворян был определенный раскол: меньшинство покорилось и примкнуло к партии царя, а большинство по-прежнему стояло на почве старых обычаев, ограничивавших, если не формально, то по существу, самодержавие царской власти. После весеннего выступления митрополита Афанасия и бояр в опалах наступило затишье, и царь стал готовиться к решительной схватке. Выход из положения царь нашел в том, чтобы уйти из старого Государева двора и образовать особый двор из приверженцев и надежных людей. Так как большинство дворян было против этого намерения царя, то произвести задуманный переворот, оставаясь в Москве в окружении старого двора, было небезопасно.

3 декабря царь с царицей и сыновьями поехал из Москвы в село Коломенское. Необычная оттепель, от которой вскрылись реки, задержала там царский поезд. 17 декабря царь выехал в село Тайнинское, оттуда в Троицкий монастырь, где 21 декабря праздновал память митрополита Петра, а от Троицы отправился, наконец, в Александрову слободу. Только 3 января 1565 г. царь прислал в Москву с известным впоследствии опричником Константином Дмитриевичем Поливановым к митрополиту Афанасию и к оставшемуся в Москве правительству грамоту и «список, а в нем писаны измены боярские и воеводские и всяких приказных людей».

Таким образом, правительство и все москвичи целый месяц были в недоумении относительно необычайного царского отъезда и в неведении о дальнейших намерениях царя. Следует напомнить, что московские государи, уезжая из Москвы даже на короткое время, всегда назначали несколько бояр ведать в их отсутствие столицу и все дела. На этот раз царь уехал, не назначив никого замещать его. Что же произошло вследствие этого в Москве? В рассказе об этом я буду придерживаться летописи, делая от себя лишь необходимые пояснения и добавления.

Прежде всего остановилась работа всего правительственного аппарата: «…Все приказные люди приказы государьские отставили и град оставиша никим же брегом», т. е. не оберегаемым. Всяких чинов люди, начиная от бояр и до «множества народа», приходили к митрополиту и с плачем говорили: «Увы, горе, како согрешпхом перед богом и прогневахом государя своего многими пред ними согрешении… ныне к кому прибегнем, и кто нас помилует, и кто нас избавит от нахождения иноплеменных? Како могут быти овцы без пастыря?.. Также и нам как быть без государя? И иная многая словеса подобная сих изрекоша ко Афонасию митрополиту…» Растерявшиеся «всяких чинов люди» умоляли митрополита быть ходатаем перед государем, чтобы он «гнев свой отовратил, милость показал и опалу свою отдал, а государьства своего не оставлял и своими государьствы владел и правил, якоже годно ему, государю».

Тайный выезд царя Ивана из Москвы в Александровскую слободу.

Художник М.Н. Панин

Трудно в понятиях и языком того времени ярче изобразить крайнюю растерянность, которая охватила москвичей. Мы легко можем снять налет условной риторики официозного летописца и почувствовать правдивость рассказа по существу. По разным, может быть, основаниям все в Москве находились в напряженном ожидании катастрофы, ни времени, ни размеров, ни последствий которой никто не мог предвидеть.

Особенно затруднительным было положение правящих кругов, думцев и приказных людей, на которых в первую очередь падала ответственность, и на которых, естественно, обращались взоры всех москвичей. В этой среде всем были памятны кровавые раздоры, злоупотребления властью и убийства противников в годы малолетства царя Ивана. С другой стороны, вставал грозный призрак анархии и восстания низов населения против правящих лиц. В истории Московского государства не раз бывало, что борющиеся между собой придворные партии поднимали московскую чернь и натравливали ее на своих противников.

В настоящий момент обычные в боярской среде противоречия интересов и борьба за власть, лишавшие боярство сплоченности и способности действовать коллективно, осложнялись тем, что Иван уже успел склонить на свою сторону значительную часть дворян. Наконец, весьма реальную опасность представляла угрожающая позиция, занятая царем в Александровой слободе. Бояре и приказные люди, конечно, знали, что слобода была превращена царем в крепость, что по всем дорогам в слободу расставлены караулы и заставы, что царь окружен в слободе отрядом преданных ему людей в полной боевой готовности, что он, чтобы обеспечить себе и своим приверженцам полную свободу действий, захватил с собой всю казну, а своим приближенным велел взять с собой жен и детей.

Уезжая из Москвы, царь никому не поручил ведать Москву и все государство и в тоже время не заявлял о своем отказе от власти. Имея в виду это и другие обстоятельства сложившегося положения, никто из бояр не мог осмелиться на то, чтобы взять в свои руки брошенную царем власть или даже принять меры к тому, чтобы приказы делали свои очередные дела и не останавливали хода правительственной машины.