Все хорошо, мам - Елена Безсудова

это дело – торты? – пучила глаза Серафимина мама. – Я в нее столько вкладывала, а она вон что удумала – тесто месить! Розы кремовые ваять! Тоже мне кондитер! Даты шарлотку-то печь не умеешь, руки, понюхай, откуда растут. Торт, Фима, на хлеб не намажешь!

Серафима отвечала, что намазывать на хлеб почтовые конверты – тоже так себе затея. Мама поохала и отстала. Дочь оттачивала тортовое мастерство. Освоила сочник, медовик и наполеон. Изучила тонкости безе и меренги. Замахнулась на капкейки и маффины.

Диванный муж заявил, что печь торты дома – негигиенично. Он бы такое есть не стал. В доме, между прочим, полно детских какашек! И вообще, все должны делать профессионалы, с «корочкой». А Серафима – так, любитель.

Ее новому ремеслу радовался разве что подросший мальчик Савва. Еще бы! На кухне пахло пропитанными коньяком коржами. Мама давала попробовать вкусное тесто, которое можно было есть под столом или просто мять в ручках. И разрешала рисовать кисточкой специальной краской по белым кусочкам сладкой мастики, которые потом можно было положить прямо в рот.

Поначалу Серафиминых углеводных крепышей, растлителей стройных чресел, решались попробовать только соседи и подруги. Сначала осторожно, чайной ложечкой розочку сковыривали, а потом все смелее и смелее – целые куски в себя запихивали и нахваливали. Слава о домашней бейкери, медленная, но неумолимая, как русская весна, растекалась по городу. И случилось чудо. Крупная строительная компания заказала у домашней мастерицы трехъярусный торт на собственный день рождения. С фирменной символикой и витиеватой надписью. Облитый черным блестящим шоколадом. Размером с дом.

– В прошлом году, – жаловалась Фиме секретарша Элина, которой было поручено заниматься подготовкой к корпоративной пьянке, – торт оказался ужасным: красивым, но химическим. Фабричным. Есть невозможно. Вся надежда на вас, – строго заключила она и озвучила сумасшедший гонорар: десять тысяч рублей. Это был Серафимин звездный час. Пропуск в мир большого кондитерского бизнеса.

Торт она пекла два дня. Сначала томила в духовке многочисленные коржи, которые должны были еще остыть в холодильнике и пропитаться ромом. Затем готовила правильный вишневый конфитюр, из свежих плотных ягод, не какой-то там магазинный суррогат. Любовно взбивала нежнейший творожный крем, лепила фигурки, изображающие небоскребы, – они должны были венчать ее первый взрослый гастрономический шедевр. И, конечно, ягоды. Красные, черные…

– Эти твои желтые стоят бешеных денег, – проявил недовольство диванный скряга, вернувшийся из магазина. В руках он держал пакет с кумкватом. – Я взял другие, смотри, оранжевые. Обойдутся. Физалис им подавай. Сколько, кстати, они за это платят, – муж ткнул красным пальцем в облитые шоколадом коржи.

– Десять тысяч рублей, – шепотом, будто боясь спугнуть удачу, призналась Серафима.

– Десять тысяч за шоколадного урода? – поразился муж. – Понятно. Наворовали бабла и не знают теперь, куда потратить. Заказали бы лучше торт со стриптизершей внутри.

– Почему это он урод? – вступилась за свое творение Серафима.

– Кривой какой-то. Непропорциональный. Верхний ярус слишком громоздкий, может рухнуть. Это я тебе как физик говорю.

– Сам ты урод!

– Я ухожу, – сказал муж и сделал демонстративный шаг к дверям.

– Вали, – согласилась она.

– Я совсем ухожу! К маме!

– Вот и иди!

Савва заплакал. Мать выдала ему марципанового зайца.

Дверь капризно захлопнулась. Серафима знала, что муж, конечно, никуда не денется. Он просто не хотел везти заказ к черту на рога. Строго говоря, везти надо было в центр. Это они жили у черта на рогах.

Пришлось вызывать такси. Савва был посажен на заднее сиденье в специальное кресло, огромная коробка с тортом с трудом уместилась рядом.

Машина тронулась к черту на рога. Водила горящим глазом поглядывал на пассажирку из-под вызывающе приподнятой косматой брови. Вторым он следил за дорогой. Открыл несколько раз рот – явно намеревался заговорить. Серафима старалась на него не смотреть, чтобы не нажать ненароком ту опасную кнопку, которая вызывает у водителей речевое недержание.

Савва захныкал. Серафима полезла в рюкзак за соской и обнаружила страшное: соску она забыла дома. Милое щенячье поскуливание довольно быстро перешло в невыносимый для человеческого уха ор. Она тыкала в кричащего сына планшетом, говорила гнусавыми голосами мультяшных героев, изображала корову, лошадку и бабайку, но ничего не помогало – Савва утратил связь с реальностью и вопил, как боцман в шторм.

– Ты кто по профессии? – заорал водила. Он все же решил завести ненавязчивую беседу, чтобы «пассажиру было не скучно». – Я, например, патологоанатом! Тридцать лет трупы резал! Теперь на пенсии, людей режу, в смысле – вожу!

Серафима шарила рукой в дешевом рюкзачке. Среди памперсов и мусора она нащупала сок и печенье, освободила его от обертки и протянула кричащему ребенку. Савелий занялся снеками, водила продолжал делиться подробностями автобиографии. Ужасный, конечно, человек. За окном несся пыльный летний город.

– Я когда с женщиной знакомлюсь, – не унимался патологоанатом, – первым делом спрашиваю, настоящая ли у нее грудь или силиконовая. Знаешь, сколько силикон в земле разлагается? Тысячу лет! Как пластиковый пакет. Чуешь, какой удар по экологии?!

«Господи. Трупы, грудь, ну все, мы попали к маньяку. – Фима тревожно посматривала на навигатор. – Завезет еще на пустырь, надо бдить».

Однако говорливый водила ехал строго по маршруту. Когда до места назначения осталось потерпеть всего десять минут, он пустился рассказывать про бритву.

– Я только опасной бреюсь. Хорошая штука, острая – можно, если что, и по горлу чикнуть. Минута – и все пять литров крови вытекут! Вожу ее с собой. – Маньяк наклонился к бардачку, обдав жертву запахом несвежего кепи, и постучал длинными желтоватыми ногтями в белых полосках по серому пластику. – А то клиенты разные бывают. Опасное время, дикое.

Водители вот только одинаковые. Савва доел печенье, запил его соком и уткнулся в планшет. Серафима расслабленно вздохнула и решила проверить, как там поживает ее десятитысячный пирог.

Она перегнулась назад и приоткрыла нарядную коробку. Сволочь муж оказался прав, возможно, единственный раз в своей никчемной диванной жизни. Кондитерское изделие действительно продавил верхний, чересчур громоздкий, по его мнению, ярус. Да что там продавил. Торт был уничтожен. Ягоды, красные, черные и желтые, смешались с кремом. Марципановые небоскребы лежали в руинах. Вишневый конфитюр вытек, превратив шоколадного франта в кровавое месиво.

В кармане завибрировал телефон – в эфир прорывалась секретарша Элина.

– Ну, на-а-аш зака-а-аз? Все норма-а-ально? – спросила она, манерно растягивая в словах «а», и Фима вжалась в сиденье машины.

– Да, мы едем, – прошелестела она каким-то чужим голосом.

– Ждем, – обрадовалась собеседница и отключилась.

Серафиме тоже захотелось отключиться. Возможно, даже погибнуть от рук водителя-маньяка. Или хотя бы поставить триллер на паузу, потому что такси неумолимо приближалось к чертовым рогам, а ответа на вопрос,