Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

может быть понята только как воплощение и орудие некоего божественного замысла. Бог, однако, действует только в согласии с законами природы; чудеса невозможны, и единственным откровением является сама Природа.

Телеология и монотеизм Галена обеспечили ему расположение христиан, а позднее и мусульман. Почти все его сочинения были утрачены для Европы в хаосе варварских нашествий, но на Востоке их уберегли от гибели арабские ученые; начиная с одиннадцатого века их стали переводить с арабского на латынь. Гален стал непререкаемым авторитетом для средневековой медицины.

Последняя творческая эпоха греческой науки окончилась с Галеном и Птолемеем. Эксперименты были заброшены, царили догмы; математика занялась переформулировкой положений геометрии, биология снова вернулась в эпоху Аристотеля, естественные науки прозябали на уровне Плиния; медицина топталась на месте до тех пор, пока арабские и еврейские врачи не вдохнули новую жизнь в эту благороднейшую из наук.

IV. ПОЭТЫ В ПУСТЫНЕ

Напротив Египта, отделенная от него Красным морем, лежала Аравия. Ни фараоны, ни Ахемениды, ни Селевкиды, ни Птолемеи, ни римляне не смогли покорить этот таинственный полуостров. Пустынная Аравия (Arabia Deserta) знала лишь арабских кочевников, но на юго-западе горный хребет и ниспадавшие с него потоки дарили мягкими температурами и пышной растительностью Аравию Счастливую (Arabia Felix), или современный Йемен. В этих глухих местах таилось Сабское (библ. Савское) царство, которое столь изобиловало ладаном и мирром, кассией и корицей, алоэ и нардом, александрийским листом, камедью и драгоценными камнями, что саббатеи смогли построить Мариабу и другие гордые города, украшенные храмами, дворцами и колоннадами{1403}. Арабские купцы не только продавали по высоким ценам арабские товары, но и вели караванную торговлю с Северо-Западной Азией и активную морскую торговлю с Египтом, Парфией и Индией. В 25 г. до н. э. Август послал Элия Галла присоединить царство к Империи; легионам не удалось взять Мариабу, и они вернулись в Египет, поредевшими от болезней и жары. Август удовлетворился разрушением арабского порта Аданы (Аден), тем самым взяв под контроль торговлю между Египтом и Индией.

Главный коммерческий маршрут шел из Мариабы на север, проходил через северо-восточный угол полуострова, известный древним под именем Аравии Петреи, названной так по ее столице Петре, расположенной милях в сорока к югу от Иерусалима. Город получил такое название потому, что был окружен со всех сторон крутыми утесами, которые делали его стратегическое положение чрезвычайно выгодным. Здесь набатейские арабы основали во II в. до н. э. царство, которое медленно богатело, взимая пошлины с проходящих мимо караванов, пока его власть не распространилась от Левке Коме на Красном море вдоль границы Палестины через Герасу и Бостру до Дамаска. При царе Арете Четвертом (9 г. до н. э.–40 г.) страна достигла пика своего расцвета; Петра стала эллинистическим городом, язык которого был арамейский, искусство греческое, блеск улиц александрийский. К этому времени относятся прекраснейшие из гигантских гробниц, которые были вырублены в горах за пределами города, — грубые, но дышащие мощью двухъярусные греческие колоннады, некоторые из них достигали более ста метров в высоту. После того как Траян аннексировал Аравию Петрею (106 г.), Востра стала столицей провинции Аравия и воздвигла, в свой черед, архитектурные символы богатства и могущества. Петра постепенно увядала в эпоху, когда на перекрестках караванных маршрутов через пустыню встали Востра и Пальмира, и великие гробницы были превращены в «загоны для стад кочевников»{1404}.

Самой поразительной чертой Империи были ее многочисленные и плотно населенные города. Никогда, вплоть до нашего века, урбанизация не была более масштабной. Лукулл, Помпей, Цезарь, Ирод, эллинистические цари и римские императоры гордились основанием новых городов и украшением старых. Так, путешественнику, двигавшемуся на север вдоль восточного Средиземноморского побережья, едва ли не через каждые двадцать миль попадался навстречу город — Рафия (Рафа), Газа, Аскалон, Иоппия (Яффа), Аполлония, Самария-Себасте и Цезарея (Кайсария). Эти города, хотя и находились в Палестине, были наполовину населены греками, а греческий язык являлся в них доминирующим; греческими были их культура и политические установления. Это были греческие плацдармы языческого вторжения в Иудею. Ирод истратил немалые средства на то, чтобы сделать Цезарею достойной Августа, в честь которого она получила свое название. Он построил в городе просторную гавань, величавый храм, театр, амфитеатр, «роскошные дворцы и множество домов из белого камня»{1405}. В глубине суши лежали другие греческие города Палестины — Ливия, Филадельфия, Гераса (Джерасх) и Гадара (Катра). В Герасе смотрели в небо сто колонн, составлявших колоннаду, протянувшуюся вдоль главной улицы; развалины храмов, театра, бань и акведука гласят: во втором столетии нашей эры город был богат и многолюден.

Гадара, где развалины двух театров до сих пор полны отголосков ставившихся на их сцене греческих пьес, славилась школами, преподавателями и писателями. Здесь в третьем веке до н. э. жил Менипп, кинический философ и юморист, чьи сатиры учили тому, что все на свете — тщета, кроме достойной и порядочной жизни, и послужили образцом для Луцилия, Варрона и Горация. Здесь, в этих «сирийских Афинах», за несколько сот лет до Христа, Мелеагр — Анакреонт своего времени — отделывал эпиграммы, посвященные прекрасным дамам и стройным мальчикам, и его перо изнывало от любви.

Винная чаша ликует и хвалится тем, что приникли

К ней Зенофилы уста, сладкий источник речей.

Чаша счастливая! Если б, сомкнув свои губы с моими,

Милая разом одним выпила душу мою{1406}.

(Перевод Л. Блуменау)

Один из огоньков, слишком рано угасший, горел в его памяти особенно ярко — Гелиодора, которую он любил в Тире.

Мирты с весенним левкоем сплету я и с нежным нарциссом,

Лилий веселых цветы с ними я вместе совью,

Милый шафран приплету и багряный цветок гиацинта

И перевью свой венок розой, подругой любви, —

Чтоб, обхватив волоса умащенные Гелиодоры,

Он лепестками цветов сыпал на кольца кудрей{1407}.

(Перевод Л. Блуменау)

А ныне…

Где ты, цветок, мой желанный? Увы мне, похищен Аидом!

С прахом могилы сырой смешан твой пышный расцвет…

О, не отвергни, земля, всеродящая мать, моей просьбы:

Тихо в объятья твои Гелиодору прими{1408}.

(Перевод Л. Блуменау)

Мелеагр обессмертил свое имя, собрав в «венок» (stephanos) элегические стихи Греции от Сафо до Мелеагра; из этого и подобных ему собраний выросла посредством слияния «Греческая Антология»[99]. Здесь мы найдем лучшие и худшие греческие эпиграммы, отшлифованные, словно драгоценный