Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

какие культуры и в каких количествах следует высевать, ежегодно распределяли необходимые семена, принимали продукцию в государственные хранилища (Шезаипл, «сокровищницы»), вывозили из страны отведенные Риму квоты, принимали налоги натурой, продавая остальное на рынке. Пшеница и лен были объявлены монополией государства, которое контролировало весь процесс их получения от сева до продажи. Точно так же, по меньшей мере, в Фаюме поддерживалась государственная монополия на изготовление кирпича, благовоний и сезамового масла{1367}. В других областях деятельности допускалось частное предпринимательство, которое, однако, сдерживалось вездесущими ограничениями и правилами. Все минеральные ресурсы находились в собственности государства, а добыча мрамора и драгоценных камней являлась правительственной привилегией.

Кустарная промышленность, имевшая в Египте глубокие корни, распространялась теперь в городах — Птолемаиде, Мемфисе, Фивах, Оксиринхе, Саисе, Бубастисе, Навкратисе, Гелиополе; в Александрии она была нервом жизни вечно бурлящей столицы. Очевидно, бумагоделательная промышленность находилась на капиталистической стадии, так как Страбон сообщает о том, что владельцы плантаций папируса ограничивали его производство, чтобы вздуть цены{1368}. Жрецы использовали окрестности храмов в качестве мастерских, где изготовлялись прекрасные льняные одежды для внутреннего потребления и на продажу. Рабы, которые выполняли функции, отличные от функций домашней прислуги, были в Египте редкостью, потому что «свободные» работники получали ровно столько, чтобы не умереть от холода и голода. Иногда рабочие выходили на забастовку (anachoresis, «уход») — они отказывались исполнять свои обязанности и искали убежища на территории храмов, откуда их выманивали голод или ласковые обещания. Время от времени это приводило к росту заработной платы, цены поднимались вверх, и все шло по-прежнему. Гильдии были разрешены, однако в них входили по большей части торговцы и управляющие; правительство использовало их как своих агентов по сбору налогов, организации общественных работ на плотинах и каналах, проведению других принудительных мероприятий.

Внутренняя торговля была активной, но медленной. Дорог не хватало, и наземный транспорт двигался благодаря мускульной силе людей, ослов или верблюдов, которые в это время заменили в Африке лошадей в роли тягловых животных. Большая часть товаров перевозилась по внутренним водным путям. При Траяне было завершено строительство большого канала 150 футов в ширину, который связывал Средиземное море с Индийским океаном через Нил и Красное море; из расположенных на побережье Красного моря портов Арсинои, Миос Гормос и Береники ежедневно отплывали корабли в Африку или Индию. Банковская система, финансировавшая торговлю и производство, находилась под всеобъемлющим государственным контролем. В столице каждого нома находился государственный банк, действующий как получатель налогов и хранилище общественных средств. Правительство предоставляло займы фермерам, ремесленникам и торговцам; кроме того, деньги могли ссудить жрецы, распоряжавшиеся храмовыми сокровищами, а также частные ссудные товарищества{1369}. Налогами облагались каждое изделие, каждый производственный процесс, продажа, экспорт, импорт, даже похороны и могилы; время от времени могли взиматься также дополнительные подати — натурой с бедняков, литургиями с людей состоятельных. От Августа до Траяна деревня — или ее хозяева — процветали; после этого благополучия она постепенно приходила в упадок, лишенная поддержки, истощенная бесконечными податями и налогами, впавшая в спячку регламентированной экономики.

Вне Александрии и Навкратиса Египет — угрюмо и безмолвно — оставался египетским; романизация почти не затронула его, если не считать устьев Нила; и даже Александрия, бывшая крупнейшим из греческих городов, приобретала во втором столетии нашей эры характер, язык и аромат восточной метрополии. Из восьми с половиной миллионов египетского населения в столице проживало тогда 800 000{1370} (в 1930 г — 573 000 человек), и численностью своего населения этот город уступал только Риму, первенствуя в промышленности и торговле. Каждый в Александрии занят делом, говорится в письме, приписываемом Адриану; каждый занимался каким-нибудь ремеслом; работа находилась даже для увечных и слепых{1371}. Здесь, помимо прочих товаров, в широких масштабах производились стекло, бумага и полотно. Александрия была законодательницей мод той эпохи, одевая полсвета; она задавала тон и производила одежду. Ее обширная гавань располагала протянувшимися на девять миль верфями, откуда отплывали торговые корабли, оплетая коммерческой паутиной множество морей. Она была также и туристическим центром, снабженным отелями, гидами и переводчиками для туристов, явившихся осмотреть пирамиды или грандиозные храмы Фив. Вдоль главного проспекта шириной в шестьдесят семь футов на три мили протянулись колоннады, аркады, соблазнительные магазинчики, в которых были выставлены изысканнейшие произведения древних ремесел. На многих перекрестках находились обширные площади круглой или квадратной формы, называвшиеся plateai, «широкими (улицами)», — откуда итальянская пьяцца и английское plaza или place. Центральные магистрали были украшены впечатляющими сооружениями — большим театром, Эмпорием, или биржей, храмами Посейдона, Цезаря и Сатурна, прославленным Серапейоном или храмом Сераписа, а также группой университетских зданий, известных всему миру под названием Музея, или Святилища Муз. Одна из пяти секций, на которые делился город, была почти целиком занята дворцами, садами и административными зданиями Птолемеев, которыми пользовался ныне римский префект. Здесь в прелестном мавзолее покоился основатель города Александр Великий, чье тело хранилось в меде и лежало в стеклянном гробу.

Греки, египтяне, — евреи, италийцы, арабы, финикийцы, персы, эфиопы, сирийцы, ливийцы, киликийцы, скифы, индийцы, нубийцы — почти каждый средиземноморский народ имел в Александрии своих представителей. Они образовывали летучую и легко воспламеняющуюся смесь — эти вздорные и беспорядочные, интеллектуально одаренные и непочтительно остроумные, бесстыдные на слова, скептичные и суеверные, распущенные нравственно и не унывающие, фантастически влюбленные в театр, музыку и публичные игры александрийцы. Дион Хризостом описывает здешнюю жизнь как «нескончаемый пир… танцоров, флейтистов и головорезов»{1372}. По каналам оживленно сновали гондолы, которыми правили неисправимые весельчаки, пускавшиеся в пятимильное плавание к пригороду, где царила неостановимая потеха, — в Канопу. Там проходили музыкальные состязания, которые могли соперничать с конными бегами в возбуждении зрительских страстей и истошности клакеров.

Если верить Филону{1373}, сорок процентов городского населения составляли евреи. Большинство александрийских евреев было занято в промышленности и торговле и жило в большой бедности{1374}; немало среди евреев было купцов, некоторые занимались ростовщичеством, другие были достаточно богаты, чтобы приобрести завидные места в правительстве. Изначально составляя пятую часть городского населения, еврейская община постепенно разрослась и составляла уже две пятых от общего числа жителей. Она управлялась по своим законам и своими старейшинами, и Рим подтвердил привилегию, предоставленную им Птолемеями, согласно которой они имели право не обращать внимания на постановления, противоречащие их религии. Евреи возносили хвалы Богу в величественной центральной синагоге, окруженной колоннадой базилике, которая была столь огромна, что в ней использовалась особая сигнальная система, благодаря которой обеспечивался нужный ответ богомольцев, находившихся на слишком большом удалении от святилища, чтобы